Я оглянулся. Действительно, в рядах врагов произошла перемена. Они по-прежнему держались от нас на безопасной дистанции, но несколько гвардейцев отделились от отряда и, пришпорив коней, настигали бронекат, неспособный тягаться в скорости с галопирующими рапидо. Однако это не напоминало атаку, на какую могли дерзнуть самые отчаянные из кабальеро. Их было всего трое, и один из них вздымал над головой флаг. Но не с гербом Владычицы Льдов – синим щитом, перечеркнутым белой волнистой линией, – а одноцветный белый. За счет чего и становилось очевидно: преследователи и впрямь вызывают нас на переговоры.
Известие о парламентерах быстро разлетелось по «Гольфстриму». Спустя полминуты вся команда собралась на мостике и разглядывала скачущих под белым флагом всадников. Прикованный к борту дон Риего-и-Ордас не мог присоединиться к нам, но он вышел из полудремы и, гремя цепями, поднялся на ноги.
Просидев пять дней в кандалах, он подрастерял свой аристократический вид: осунулся, растрепался и оброс щетиной. Но как бы то ни было, его взор все еще был исполнен надменностью. Дон Балтазар ненавидел и презирал нас с тех самых пор, как приговорил нашу компанию к смерти у отрогов Срединного хребта. И пленение нами команданте уж точно не добавило ему любви к такому отродью, как мы.
– Загрызи меня пес, если южане не хотят справиться о здоровье своего драгоценного дона! – пророкотал Сандаварг, победоносно задрав нос. Он не схватился за брата Ярнклота – свой пудовый кистень, поскольку был уверен: это не провокация, а действительно призыв к переговорам. Ведь стоит нам заподозрить неладное, и в следующий миг эту троицу накроет град стрел, о чем кабальеро были осведомлены не хуже нас.
– И как ты намерен поступить с доном Балтазаром? – осведомился я. Пленник по праву принадлежал одному Убби, и только тот мог решить его дальнейшую судьбу. Но какие планы зрели в рыжеволосой голове северянина, он нам пока не сообщил. И вот теперь настал подходящий момент это обсудить.
– Хороший вопрос, Проныра, – отозвался Сандаварг, оглянувшись и смерив свою добычу оценивающим взглядом. – Проще, конечно, вышибить ему мозги, и дело с концом. Но ты ведь понимаешь: я не опущусь до убийства безоружного врага. А тем более если он – величайший из врагов, с какими я сталкивался в жизни!