Кошмар закончился.
Облегченно вздохнув, он принялся разуваться, пока Семен недоуменно пялился на него. Когда Андрей снял правый кроссовок, его взгляд за что-то зацепился. Он поднял кроссовок на свет и присмотрелся. Зеленые разводы мха влажно поблескивали на резиновой подошве.
А. М.
Алексей стоял у зеркала и чистил зубы. В последние дни он думал, что это совершенно бесполезное занятие. Мать поделилась с ним планом, она дала ему великий дар, и в конце его ждет спасение – так стоит ли переживать об этой хрупкой оболочке, когда очень скоро его ждет новая – оберегаемая, вечная, дарованная самой Матерью? Все, что ей нужно, – это нити, из которых она сплетет ему новое тело. Новый дом, новую колыбель…
Щетка в руках замерла. Внезапно так не к месту перед глазами возник образ дочери. Он видел ее так отчетливо, словно это она смотрела на него в отражении.
Он опустил голову и сплюнул: в белой пене, вяло сползающей по стенке раковины, виднелись кровавые прожилки.
Он думал, что забыл их лица навсегда, но они вернулись. И теперь не только Юля, но и Марина – обе они смотрели на него с укором. Молчаливое обвинение, разочарование.
Москарев резко поднял голову и посмотрел в зеркало. Они были там, смотрели прямо на него. Удар! Образы ушли.
Он тяжело дышал, глядя на разбитое отражение. Прогнав их, он будто сломался. Треснул сам, как это зеркало. Но это было необходимо – иначе никак! Иначе они не дадут ему довести дело до конца и все будет зря.
Что-то глухо стукнуло о раковину. Опустив взгляд, он увидел каплю крови, поблескивающую на грязноватом фаянсе. Осмотрел кулак: кожа на костяшках содрана, но крови почти нет.
Он поднял голову. На потолке расползалось оно – движущееся, объемное, живое. Оно дышало, переливаясь багровыми разводами, и новая капля крови упала Москареву на лоб. Он стер ее пальцами и улыбнулся.
Снова посмотрел в зеркало и не узнал своего лица – сплошная черная маска, блестящая под светом тусклой лампы, а позади, в зазеркалье, он увидел совсем другой мир. Красное марево, живые стены. Живая плоть. Голоса, крики и стоны, но это не вопли страдающих. Это крики счастья. Ликование, предвосхищающее наступление нового мира. Настоящего мира.
Москарев еще раз взглянул на плоть, покрывающую потолок, и улыбнулся.
Это хороший знак.