Купчино, бастарды с севера - страница 39

Шрифт
Интервал


Митрофаненко и неизвестная красавица, мило и многообещающе улыбаясь друг другу, о чём-то заинтересованно ворковали. На их столике стояла высокая бутылка тёмно-синего стекла и два пузатых фужера, заполненных на одну треть жидкостью цвета благородного прибалтийского янтаря.

– Что такое? – позабыв про телевизионный экран с говорливым российским Президентом, насторожился один из депутатских телохранителей. – Чувствуешь?

– Ага, лёгкий ветерок, которого раньше не было, – отойдя от окна, подтвердил его напарник. – Непонятный и подозрительный сквознячок образовался. Надо бы проверить…

Пашка благоразумно прикрыл дверку и тихонько прошептал:

– Ладно, потом разберёмся с этим загадочным моментом. Когда свободного времени будет побольше. Установим личность рыжеволосой наяды. Подробно ознакомимся – по всевозможным каналам – с её жизненной биографией. Глядишь, всё и прояснится. Может быть…


Он, выкурив по дороге дежурную сигаретку, подошёл к остановке и забрался в трамвай «двадцать пятого» маршрута, отстаивающийся на «кольце».

Время было рабочее, но, несмотря на это, народа в вагон набилось прилично – уже все сидячие места были заняты, да и в проходах – плотненько – стояли пассажиры.

– Проходим, товарищ, в салон! – раздался с улицы звонкий девичий голосок. – Не создавайте затор на входе! Поимейте совесть! Все хотят попасть на митинг!

– Алиска, это мент. Я знаю, – вмешался ломкий юношеский басок. – Оно нам надо? Пошли, сядем через другую дверь…

«Я же сегодня в форме», – вспомнил Пашка. – «В том плане, что в «зимней полевой». Если, конечно, это долбанное паскудство так можно назвать. Пятнистая куртка на китайском тоненьком синтепоне, с майорскими погонами. Такую и стирать страшно, того и гляди – разойдётся по швам. Приходится сдавать в химчистку. Бесформенные штаны – из той же гадкой и несмешной оперы. Хочешь, не хочешь, но поддеваешь под форму тёплое бельё финского производства. Модельеры хреновы. Про ботинки, вообще, ничего говорить не хочу. Дерьмо редкостное и уродливое…».

Трамвай тронулся и, проехав с километр по улице Ярослава Гашека, остановился – перед поворотом на Купчинскую – напротив «Двух капитанов». В вагон, отчаянно работая локтями, просочилась очередная порция пассажиров.

– Пока двери не закроются – дальше не поеду! – злорадно хмыкнув, объявил простуженный голос вагоновожатого. – Трамбуйтесь, земляки! Активней, мать вашу, трамбуйтесь!