слезами. С Фер происходило то же самое. Я слышал и
чувствовал, как она рыдает, и от этого заходился еще сильнее. Наконец мы потеряли сознание.
Очнулись мы опять в том же чуме. Фер лежала рядом. Я был одет в чуни, штаны из оленьей кожи и в старую, прорванную на локтях холщовую рубаху – на это обменяла Фер кузовок, пояс и нож. В чуме было сумрачно и спали эвенки. Я пошевелил рукой, сел. Тело устало от плача и плохо слушалось. Но в сердце было очень спокойно. Оно очистилось. Я осторожно разбудил Фер. Она посмотрела на меня, словно впервые увидела. Потом ее сердце вспомнило меня. А мое откликнулось. Свет качнулся в них. И тихо просиял. Он не покидал наши сердца. Нам даже не надо было обниматься и прижиматься грудью. Мы просто смотрели в глаза. Полежав еще немного, мы осторожно встали. И, поддерживая друг друга, вышли из чума.
В тайге опять был восход солнца. Словно специально для нас он длился бесконечно. Олени и собаки смотрели на нас.
Сердца наши успокоились. Я понял, что Фер никогда не покинет меня. Она же поняла, что я никогда ее не оставлю. Я разлепил губы:
– Надо идти.
– Куда? – спросила Фер.
– Куда сердце тянет.
Сердце тянуло меня на запад, к людям. И мы медленно пошли на запад.
Солнце встало и ярко светило. Мертвая тайга обступила нас. Здесь, в этом месте, было больше поваленного леса, чем сожженного. Над гниющими замшелыми стволами виднелись молодые лиственницы и сосны. В этой зелени перекликались редкие птицы.
Мы долго шли молча, не разбирая дороги. Потом мои губы заговорили с Фер.
– Ты местная? – спросил я Фер.
– Ага. С Катанги, – кивнула она.
– Почему ты здесь, у эвенков?
– Сбежала.
– От кого?
– От отца.
Я с трудом вспомнил, что такое отец. Потом вспомнил, что такое мать. И мне стало очень странно, что у меня они были. Это все было не со мной. Я вспоминал язык людей. Потом я рассказал Фер свою жизнь. И рассказал про Лед. Когда я говорил про Лед, сердце мое тоже стало говорить про него. Новые слова текли и светились. И сердце Фер внимало. И наполнялось. И отвечало. И пело. И слова сердца были сильнее слов человеческих. Губы запинались, язык деревенел. Убогие человеческие слова звучали глухо. А в сердцах сиял Свет Изначальный. Лицо Фер плыло рядом на фоне мертвого ландшафта. И светилось счастьем. В голубых глазах ее лучилось солнце.