– Вы не можете утверждать, что это
была я!
– Отчего же? У вас с вашей подружкой
заметно отличающиеся голоса.
Лиза в ярости обернулась к Великому
князю:
– А вы?! Так и будете смотреть, как в
вашем присутствии оскорбляют даму?!
Иван поморщился и негромко
посоветовал:
– Лиза, прекрати себя топить... Или
ты хочешь, чтобы Илья, в качестве опекуна господина фон Ярроу,
просил у твоего папеньки твоей руки для него? А если того
же самого захочет папаша Ксеньки Бабичевой? Как дойча делить
будете? По дням недели расписывать? Не припомню, чтобы такое было
предусмотрено в Российском законодательстве.
Лизавета гневно взметнула юбками и
помчалась, впечатывая каблуки в несчастный пол коридора.
Если вы полагаете, что на этом всё
закончилось, то нет.
– Семёныч, открой нам большую
гостевую, – попросил Иван и объяснил нам с Хагеном: – Там три
койки. Не придётся по этажам и комнатам бегать, собирать нас.
Маленько хоть вздремнём.
В том, что нормально поспать нам не
дадут, он был уверен.
И точно. Не далее, чем через полтора
часа в университет прибыл пылающий гневом оскорблённой гордости
Лизаветин папаша – местный, как оказалось промышленник, делец и
книгопечатник. За господином Старицким волоклись: дочь (которая то
краснела, то бледнела), присяжный стряпчий, декан боевого
факультета (как потом оказалось, ректора не смогли разбудить, иначе
бы вытащили и его), пара полицейских чинов и секретарь. Все,
понятное дело, разбуженные среди ночи.
Непонятно, на что господин Старицкий
рассчитывал. Если не получилось заполучить меня мытьём – так
катаньем взять, что ли? Чего они точно не ожидали, так это того,
что прижучить одного меня (или одного Хагена) у них не получится.
Явившиеся капитан с поддержкой унтера обнаружили в комнате троих.
Иван популярно объяснил им, что на любом допросе Хагена, согласно
международному праву, может присутствовать его опекун – Илья
Коршунов. И он, Соколов Иван Кириллович, доверенное лицо и адвокат
обоих названных лиц.