— Ты не любишь Абигайль?
Он неопределенно пожал плечами.
— Не знаю. Она была неплохой, но тоже исчезла.
— В смысле?
— А в прямом, — рядом оказалась Люси и с азартом в глазах, будто
выдает шикарную сплетню, сказала: — Женщины в доме графа Риярда
долго не задерживаются. Исчезают в неизвестном направлении, и никто
об их судьбе ничего не знает! — И сделала большие глаза. — Граф —
страшный человек. Говорят …
— Неправда! — неожиданно взвился Жорик на ноги и сжал кулаки. —
Кухарка, вон, у нас живет и ничего! И служанки тоже есть! Все
живут! Никто не пропал! И отец у меня хороший! Слышишь, дура!
Хороший и добрый! Дура, дура, дура! — ребенок уже кричал и тяжело
дышал, готовый или кинуться на служанку, или сорваться с места и
унестись прочь.
Я опешила от такой вспышки, а потом кивнула:
— Согласна с тобой, Жорик, дура она как есть.
— Она… А? — ребенок так растерялся от того, что с ним
согласились, что осекся и захлопал глазами.
Люси же возмущенно захлопала глазами. Хорошо, что кухарка все
это слышала и так перетянула ее полотенцем пониже спины, что она с
визгом унеслась из кухни. Я благодарно посмотрела на женщину,
которая укоризненно качала головой вслед глупой сплетнице, и
поманила мальчика к себе:
— Иди сюда, я осмотрю твою повязку.
Жорик недоверчиво на меня покосился, но подошел. Я усадила его
себе на колени и погладила по голове:
— Жорик, нельзя так остро реагировать на сплетни, хотя и очень
хочется защитить своих близких хотя бы так.
— Мой папа хороший, — он упрямо посмотрел мне в глаза. —
Очень!
— Я знаю. Другой бы и не стал спасать своего ребенка, забывая о
себе самом и не замечая боли в раненой ноге. Но всем этого не
докажешь.
— И что делать?
— Для начала нужно хорошо покушать, чтобы усилия отца по твоему
спасению не прошли даром.
Я подвинула стул ближе к себе и усадила мальчика на него. Было
видно, что он не привык к такой ласке и вот-вот убежит. Мне же
хотелось потискать мальчишку — чем-то он напомнил мне моего сына в
детстве. Загрустила, понимая, что больше никогда не увижу своих
детей и внуков. И все же тоска на удивление не была дикой и острой.
Или осознание случившегося меня все еще не накрыло? Не знаю, но
жизнь продолжалась, и я верила, что мои близкие обязательно будут
счастливы, пусть и без меня.
— А еще что нужно делать? — спросил Жорик.