Буквально минуту спустя раздались шаги, и я увидел спускающегося
по лестнице Шумского.
— Здравствуйте, Арсений Ильич! — приветствовал он меня. — Если
хотите чаю с плюшками, то может пройти на кухню. Правда, плюшки
вчерашние, но ещё вполне съедобные.
— А что, можно и чайку, — кивнул я. — Да и обстановка там больше
располагает к непосредственному общению.
А хорошо тут, на кухне, прямо-таки задушевная, какая-то домашняя
атмосфера, думал я, прихлёбывая ароматный чай. В прошлом, конечно,
тут было что-то другое, какая кухня в ЖЭКе… Может, какая-то
каптёрка.
— Ну что, можно вас поздравить с назначением областную больницу?
— улыбнулся Шумский, сделав глоток.
— Для меня самого оно стало полной неожиданностью, — признался
я. — Даже не знаю, кого и благодарить.
— Я здесь ни при чём, — выставил перед собой ладони Владимир
Борисович.
— Да я на вас и не думал… Так что, рассказываю про видение?
— Внимательным образом слушаю.
— Случилось это два дня назад, во время работы с очередным
пациентом. И если не растекаться, так сказать, мыслью по древу, то
я видел, как мужчина лет пятидесяти встречается в каком-то парке с
другим мужчиной. Тот, другой, говорит на русском, но с явным
акцентом. И называет нашего Альбертом Георгиевичем. А наш – то есть
первый – незаметно передаёт ему какой-то бумажный свёрток. И в
ответ получает конверт. Потом пауза, и уже вижу, как этот Альберт
Георгиевич прячет конверт на антресолях. На этом всё.
Я замолчал, а Шумский, задумчиво глядя на меня, по традиции
начал крутить на пальце обручальное кольцо.
— Точно больше ничего не помните? — наконец спросил он.
— Точно, — уверенно кивнул я.
— Что ж, и на этом спасибо. Хм, Альберт Георгиевич… Редкое
сочетание.
На том и расстались, и я с чувством выполненного долга
направился
работать с историями болезней, которые я взял на дом.
Вообще на старом-новом месте работы я появился в качестве своего
рода звезды, поскольку здесь уже знали, что мои песни крутят по
радио и ТВ. Не исключаю, что Настин этой информацией поделился с
Ардаковым, с которым они не то чтобы приятельствовали, но, во
всяком случае, поддерживали неплохие отношения, насколько я помню
из прошлой жизни. Как бы там ни было, в первый же день заглянувший
в наше отделение Ардаков вдруг спросил:
— Что, Коренев, вы и правда песни сочиняете? У нас вся больница
только об этом и судачит, что теперь с нами будет работать
знаменитый композитор.