Тот замолчал. Никогда бы он мне такое не сказал, я просто знал,
что маховик уже должен раскручиваться. И именно поэтому попал в
точку.
— Ну что? — спросил я. — Говоришь всё мне? Или ждём, когда он
приедет сам?
— Не надо… не надо ждать, — торопливо сказал Вагон.
Пот застилал ему глаза, а голос осип.
— Кроссу хоть засылаете долю за эти квартиры? — начал я
издалека, и бандит повелся.
— Нет, — замотал он головой, — он не в курсах. Эти хаты за
речкой, там Артур рулит, и если Кросс узнает, что я там…
— От тебя всё зависит… Ведь он как раз ищет, — вкрадчиво
проговорил я, — кто этим занимается. А то из-за вашей мутки у него
тёрки с Артуром образовались, а никому из них это не надо. Как
думаешь, что он с тобой сделает, когда все узнает? Давай так… Ты
даёшь мне полный расклад, я оформлю, как явку с повинной. Проявишь
раскаяние, будешь сотрудничать со следствием и все такое. Срок
получишь по минималке, в СИЗО я позабочусь, чтобы Кросс тебя не
достал, а на зону уедешь далеко отсюда. У них свои паханы, у Кросса
там власти нет.
Вот он и поехал. Ещё немного додавить, и ему придётся
говорить.
— Кросс-то не достанет, другой достанет. Он везде подвязки
имеет…
— Кто этот другой? Давай всё сначала, а потом и про мента, и про
кинжал, и всё остальное. Кто у вас главный?
— Сёма, — неохотно сказал Вагон. — Блатной, у него две ходки уже
было.
— Во как, — я задумался. — Он под Слепым ходит?
— Нет, сам двигается, вместе с Гансом.
— А это ещё кто?
— То ли осетин, то ли грузин, — Вагон задумался. — Не в курсах,
он не говорит. Ходит со своим ножиком, кинжалом целым… это его
кинжал, отвечаю, не мой! Я его вообще в руках не держал!
А это уже интересно. Капля за каплей, но я узнаю всё больше и
больше, а между всеми этими обрывками информации появляются
связи.
— Та-а-ак, — я кивнул, мол, всё правильно, излагай дальше. —
Привёз он его откуда-то?
— Не, самодел, в депо из клапана сделали. Но он им машет так,
что аж свистит, — он хотел показать рукой, забыв про наручники Сан
Саныч сразу напрягся.
— Понял, — махнул я рукой, успокаивая обоих, и пометил это себе
в уме. — Ну и как ты спелся с блатным и этим Гансом… почему,
кстати, Ганс-то?
— Так злой, как эсэсовец, — он нервно хихикнул и снова начал
потеть. — Он этим своим ножиком…
— Всех порешил? А ты, выходит, соучастник. И помогал прятать
тело внучки Захарова.