— Сатаны различаются по породам,
Тимофей, твой видишь какой — радужный, разноцветный. Порода
хорошая, редкая. Мой вот, чёрный, после него жижа как чернила и от
стенок потом сложно оттирается.
— Вы точно уверены, в том, что
делаете, Тито? — Тимофей тяжело дышал, не сводя глаз с инъектора.
Медный металлический цилиндр древнего шприца был исцарапан знаками,
как и всё вокруг. Молодому человеку не хотелось выглядеть трусом
перед Евклидом, но тело невольно дрожало, а дыхание было глубоким и
прерывистым.
— Главное, чтобы ты был уверен, — а
за контракт не беспокойся. Мы контрактуемся «мокрым», самым
надёжным способом, поверь моему опыту. Есть способы попроще, но они
не всегда срабатывают и оставляют сатанам возможность мухлежа с
условиями. Верь старине Тито.
— Готов? — он поднёс инъектор к руке
Тимофея.
Тот кивнул.
Тогда повторяй за мной парень:
— Меняя местами.
— Меняя местами, — срывающимся
голосом произнёс Тимофей.
— По воле доброй.
— По воле доброй.
— Я, Тимофеем наречённый, завещаю
имя и душу свою.
В вену вошла игла и он
вздрогнул.
— Я Тимофеем наречённый, завещаю имя
и душу свою, — Тимофей зажмурился. Сердце колотилось так, что
казалось, что его видно снаружи.
— Забираю себе силу твою.
— Забираю себе силу твою.
— Забираю себе имя твое.
— Забираю себе имя твое.
— Подчиняю тебя воле своей.
Вода в ванной забурлила пар повалил
ещё сильнее. Голова Евклида медленно погрузилась под воду.
— Подчиняю тебя воле своей. — Жжение
в руке становилось невыносимым.
— Подлинно, верно и крепко.
— Подлинно, верно и крепко!
— Да будет так.
— Да будет так!
Голова закружилась, а улыбающееся
лицо Тито — последнее, что запомнил Тимофей, прежде, чем
отключиться.
— Очнулся, — констатировал Виктор.
Его голос эхом разносился по залу.
— Отлично-отлично! — Тито, потряс
Тимофея. — Долго же ты включался! Всё помнишь? Память не потерял?
Сколько пальцев? Как зовут? — он маячил перед лицом пухлой
ладошкой.
Тимофей уже пришёл в себя и с
удивлением обнаружил себя сидящем всё в том же кресле, в просторном
помещении с высокими потолками, по обратную сторону широких
тканевых кулис.
— Пять пальцев, — он раздражённо
отпихнул пятерню наставника, — всё помню. Тимофе…
И тут же получил жёсткую затрещину,
окончательно приведшую его в чувство:
— Ты теперь Евклид! Не путай!
Контракт заключен! Ты больше не войд, ты теперь в дуэте!