С трудом оторвав глаза от листка, он
увидел ритмично покачивающегося взад-вперёд на стуле Нюню. Тот
глядел прямо перед собой и улыбался.
— Спятил, бедняга, твой конкурент, —
вздохнул Тито. Он пристально вглядывался в текст с зачёркнутыми
символами и сжимал плечо Ступора стальной хваткой.
В голове снова зашевелились
ароматные пчёлы.
— Виктор, взгляни, парень-то вроде
что-то дельное написал. Не особо понимаю, конечно…
Кандидат вздрогнул и отстранился,
когда перед ним возникла чёрная шевелюра Виктора, который уже
внимательно изучал листок. Он него, в отличии от толстяка, не
исходило абсолютно никакого запаха.
— Девятая аксиома, Тито. О телах и
возвращении…
— Ой, хватит умничать! Знаю я!
Аксиомы же нельзя сокращать. Они же на то и аксиомы… верно? Так
ведь?
— Именно так, Тито.
Они переглянулись, и листок с
заданием мгновенно исчез в растянутом кармане грязно-белых брюк
толстяка.
— Неплохо, молодой человек! Восхищён
вашей попыткой. Провальной, разумеется. Но решение весьма
любопытное, надо отдать должное. Кстати, нам самим уже пора
возвращаться, осталось меньше минуты! Проводи Нюню к выходу,
Виктор, поблагодари за уделённое время и всё такое. Пусть
распишется, кстати, если получится. Может ещё Мятика догонит,
вдвоём веселее будет.
Виктор послушно взял стул за спинку
и покатил к двери. Шум колёсиков в абсолютной тишине разбавляло
только прерывистое сопение Тито. Нюня продолжал смотреть в одну
точку, не оказывая сопротивления. Дверь распахнулась в четвёртый
раз, и кандидат остался один.
Один, но при этом с двумя весьма
странными нанимателями за спиной. Он вяло бродил взглядом по
пальцам собственных рук и прикидывал предстоит ли ему следующий
этап отбора.
Пластиковая обивка стен уже начинала
темнеть и скукоживаться от жара.
Он уже не видел как Виктор достал из
кармана горсть песка и одним движением рассыпал его вокруг кресла.
После чего потные ладони Тито, оставляя жирные следы на бывшей
всего тридцать минут назад такой белой рубашке, сильно вдавили
молодого человека в пол. Пол стал вязким и рыхлым, принялся
осыпаться вниз, постепенно погружая в себя всю троицу.
— Сколько ему лет, Виктор? — толстяк
непринуждённо глазел по сторонам, словно ехал в лифте, а не стоял
по колено увязнув в разверзшемся под ними зыбучем песке.
— Двадцать девять, Тито.