В этой тьме время растворилось, потеряло значение. Казалось, я лечу
в никуда, бесконечно и бессмысленно. Ничто не могло остановить это
падение, и странная усталость начала накатывать. С каждым
мгновением я всё больше расслаблялся, словно весь мир исчезал и
оставалась только эта тишина, наполняющая всё вокруг. Время
тянулось, как будто меня тащило в бесконечность — я летел,
наверное, уже минут 15, но счёт потерял давно.
Ну что ж, если спать, так спать, мелькнула мысль. Я закрыл глаза,
давая этой пустоте затянуть себя полностью.
Нехотя я позволил мыслям о прошлом захватить себя, и, знаете,
никакого сожаления. Пусть кто-то считает меня эгоистом — плевать.
Но вот, откуда у меня эта бесконечная лень? Почему я стал таким? Ах
да… Голос из глубин памяти выплыл на поверхность, пробираясь сквозь
мысли, резкий, холодный, как удар.
— Почему ты такой? — голос матери, наполненный осуждением, эхом
раздавался в моём сознании. — Мне не нужен ленивый, бестолковый
сын!
Эти слова впечатывались в меня, как бы я ни пытался их заглушить.
Их тень вытягивалась на все прошлое, как чернила, расползавшиеся по
белому листу. Мои родители всегда хотели, чтобы я был лучше, чем я
был, словно я — это какая-то неисправимая ошибка, которую они
обязаны исправить.
Сознание погружалось всё глубже, в запутанные коридоры детства,
когда каждое слово весило на моих плечах тяжёлым грузом.
— Ты должен быть лучше всех, — звучали их голоса в унисон. —
Посмотри на своих сестёр, видишь, какие они молодцы? Почему ты не
можешь быть таким?
Эти ожидания становились как будто непроницаемыми стенами, от
которых было невозможно сбежать.
Три сестры, три воплощения идеала, которые родители мне всегда
ставили в пример. Старшая, блистательная выпускница по таможенному
делу — красный диплом, никаких сомнений. Средняя — врач, всё по
тому же сценарию, и снова с отличием. А младшая? Стоматолог, с тем
же проклятым красным дипломом.
И когда я закрываю глаза, передо мной встают те дни, те бесконечные
занятия, куда меня гнали, как скот на убой, раз за разом. Курсы,
секции, дополнительные кружки — всегда что-то, всегда для кого-то,
но никогда для меня. Даже не могу вспомнить, когда я в последний
раз делал что-то по собственной воле, для собственного
удовольствия.
А потом пришёл момент, когда тяжесть от этих требований — быть
лучше, быть первым, строить это «успешное будущее» — просто осела
на мои плечи как невыносимая ноша. Шесть лет. С шестилетнего
возраста до семнадцати это преследовало меня, как тень, как
проклятие. Эти слова, сказанные снова и снова, неумолимо гнили в
голове, отравляя каждую мысль.