— И в чем же? — спросил Теодор.
— В том, что она совершенно не приносит удовлетворения. Знал бы,
что в мести дело — пожалуй, дал бы тебе Миклоша Батта прикончить,
чтобы ты на себе ощутил, а то вдруг моим словам не поверишь…
— Я же говорю, у вас повадки жителя холмов… Не приносит так не
приносит, зато они больше никому вреда не причинят. Тоже дело
хорошее.
— А ты, значит, себя возомнил вершителем правосудия… — Кайлен
усмехнулся. — Вот про это уж точно можешь мне поверить, здесь у
меня опыт большой: гиблое дело. Хуже, пожалуй, только опиум
курить.
— А это-то здесь причем?.. — не понял Теодор его тонкой
образности.
— А действует примерно так же: остановиться не можешь и
соображать перестаешь. Бесконечно упиваешься тем, какой ты
один-единственный борец с несправедливостью в этом жестоком грязном
мире. И все тебе кажутся не понимающими праведности твоего гнева и
твоего дела, только мешающими на единственно верном пути… Я тебе
сейчас, к примеру, ровно таким и кажусь. Кажусь же, Теодор?
— Ну кажетесь, — хмуро буркнул Теодор. Потому что Кайлен,
разумеется, попал в точку.
— Мне, по счастью, в свое время за такое безобразие Мариус почти
сразу по лбу настучал и заставил подостыть немного. А тебе, увы,
настучать по лбу некому было, у оборотней фамилиаров не бывает.
Выйдя в проулок, они не стали возвращаться на улицу пошире,
напротив — нырнули дальше вглубь него. Здесь можно было удобно,
вдали от посторонних глаз, перейти на обратную сторону города. Что
Кайлен и сделал, едва в разговоре возникла задумчивая пауза, утянув
за собой своих спутников. Так ходили в холмы, которые все целиком
расположились на обратной стороне Семиграда. Так же попадали и в
Надзор. И Теодор, и Тома, разумеется, могли сами перейти, любой
подпактный осваивал рано или поздно этот навык. Но раз уж с ними
оказался Кайлен… Который и впрямь был эс ши, так что переходить
туда и обратно мог, не моргнув глазом, в любой момент.
Теперь никто на улицах Кронебурга не видел их, но и они не
видели перед собой привычного города с людьми, спешащими по своим
делам. На обратной стороне все было по-другому. Сейчас здесь стоял
густой туман, которого в середине дня на той стороне быть не могло.
Звуки в нем вязли, медленно уползая прочь дребезжащим затухающим
эхом. А ответ Теодора прозвучал так, будто он голову в бочку
засунул и оттуда говорит.