По осеннему лесу они шли вместе. Было пасмурно. Желтые листья сияли на темной земле, скрипели под ветром ели, и их повисшие ветви колыхались на ветру. Сухие стволы мертвых деревьев вонзались в небо как рапиры, и красные ягоды рябин горели на фоне темной хвои сосен, почти черной на фоне светло-серого неба. Накрапывал дождь.
Женя улыбался.
- Как же хорошо, Олег Николаевич! Как здорово, что вы меня сюда вывезли. Спасибо вам огромное! Вы не беспокойтесь, я не убегу, я же обещал.
И Олег почувствовал, как ком подходит к горлу и слезы наворачиваются на глаза.
Женины русые волосы, длинные почти до плеч, чуть трогает ветер, и ложатся на них светлым бисером мелкие капли воды.
Кажется, это его сын, точнее он в этом совершенно убежден, он прощается сейчас со своим сыном. Да, ведь действительно у него сын почти в том же возрасте, ну, чуть старше. И дочь. Почему бы у него не быть еще одному сыну?
В сплошном облачном покрове появляются разрывы, облака истончаются, становятся легкими, полупрозрачными, похожими на серый лебяжий пух, но и пух рвет в клочья и уносит ветер, и за ним проступает розовое закатное небо. А за розовым – бледная голубизна.
- Кажется, погода разгуливается, - говорит Женя. – Как же красиво!
Лес редеет, они выходят на высокий берег реки. Солнце вырывается вниз из-под облаков и освещает их красным, словно раскаленные угли. И золотит стволы сосен и капли дождя на Жениных волосах.
Он прислоняется к стволу сосны и смотрит на закат, а Олега душат рыдания.
- Ну, зачем вы так, Олег Николаевич? – говорит Женя. – Ну, я же виноват.
Солнце слепит глаза, пронизывает его фигуру насквозь, зажигает волосы сияющим ореолом. А потом исчезает за краем земли. И все исчезает вместе с ним. Ничего не остается, кроме красной полосы облаков и выше - синего неба. И нет никого больше возле сосны.
Только угасающее небо над темной рекой.
Зазвонил телефон. Олег сел на кровати, вытер слезы тыльной стороны кисти. Ну, да, он плакал во сне.
Это Марков. Штерн взял трубку.
- Олег, ты знаешь, уже? Приговор приведен в исполнение.