Спустившись еще на три ступеньки вниз, она, также наощупь, завернула за угол и, при свете узкого окошка под потолком, прошла в свой обжитой угол, где на топчан были навалены продавленные грязные матрасы с подушками и засаленное тонкое одеяло. Рядом стоял колченогий журнальный столик с облупившимся лаком и такой же табурет. У стенки возвышался вычурный буфет с выбитыми стеклами и с полками, заставленными разной посудой: бокалами, тарелками, чашками. У топчана даже лежал потертый коврик. Всё было чистым и ухоженным, не смотря ни на что. Чувствовалось, что хозяйка этого жилища старалась соблюсти хоть какое-то маломальское напоминание квартиры или прошлого жилища.
Кто знает!
Бомжиха подошла к ведру и наклонившись, проверила наличие воды. Тяжело вздохнув, взяла его за дужку и пошла назад по тому же проходу. Вышла из двери и, зайдя за другой угол дома, наклонилась под лоджию первого этажа. Найдя головку крана, повернула винт подставив ведро под тугую струю воды. С шумом наполнив до краев, она закрутила кран.
Сверху свесилась голова.
- Петровна, ты это? – спросила старая женщина, опершись о край и заглянув вниз.
- Ага, - вскинула голову бомжиха, - Воды вот набрать.
- Ух ты! – ахнула старушка, показывая на лицо, - Кто это тебя так разукрасил?
- Ааа, - махнула та рукой, - есть такие сволочи.
- Смотри, так и убить могут, - покачала соседка головой.
- Да и пусть, - поставила бомжиха ведро между ног, - Устала уже, - вздохнула она и поправила платок-бандану на голове, - Ни к чему моя жизнь. Да вот Господь не приберет никак.
- Не гневи Бога, Петровна, грех это! - вскинулась старуха и перекрестилась. - Всё в руках божьих и твоя судьба тоже. Я вот собрала тебе кое-что. Вчера пекла на помин души мужа свово. Помяни.
И она протянула ей пакет с едой. Та подхватила его.
- Ну, спаси Бог, Матрена Филиповна, - сказала она, заглядывая в мешок, - Дай Господь тебе здоровья и долгих лет жизни.
- Уж куда еще жить-то, - вздохнула старуха и вновь перекрестилась, - пора и честь знать. Годы. А тебе бы подумать о себе. Ведь не старая же ещё.
Бомжиха ничего ей не ответила, так как ее рот уже был занят пирожком, и она блаженно улыбалась. Запихнув остатки в рот, подняла ведро и пошла к себе быстрым шагом. Ведро слегка плескало на ее потертые джинсы и растоптанные кроссовки. Из-под пояса вылезла грязная майка и голое тощее тело. Спустившись, она тщательно прикрыла дверь и вскоре поставила ведро с водой на лавку около буфета. Зачерпнув кружкой воду, она выпила до дна и резко выдохнула, почти со стоном. Заглянув вновь в пакет, вынула еще пирожок, и с удовольствием надкусив его, повалилась на топчан. Там дожевала молча и закрыла глаза. Она думала о том, как несовершенен мир и она в нём, как странно складывается жизнь и как страшно жить здесь и сейчас без возможности исправить прошлое и без планов на будущее, потому что ни того ни другого у неё не осталось.