— Мне не нравится это прозвище!
— Переживешь. Раз я не знаю твоего имени, то буду называть, как захочу.
Она шипит, как маленькая злая кошка, но все равно не признается. Вместо этого идет к двери
— Куда собралась?
— Ухожу! Или нельзя?
— Скатертью дорога.
Наблюдаю за тем, как она путается со шнурками на кедах. Мой взгляд ее явно нервирует. Тоненькие пальчики подрагивают от возмущения и каждое ее движение — как маленький взрыв.
Наконец, с обувью покончено. Рыжая выпрямляется, водит взглядом по сторонам, явно что-то выискивая, а потом недовольно выдает:
— Где моя сумка?
— В душе не ведаю. Когда я тебя забирал не было никакой сумки, — и опережая следующую ее реплику, добавляю, — и нет. Я не собирался бегать по клубу и искать твое барахло.
Смотрю на нее и давлюсь странной смесью эмоций. Мне хочется, чтобы она поскорее свалила, злюсь оттого, что мерзавка не называет свое имя, испытываю дикую потребность приструнить, поставить на место, и еще внутри ворочается что-то чему я не могу дать определения.
Она бросается к двери, будто за ней черти гонятся.
— Стоять!
Этот ее топ, сползающий на одно плечо и белый лифчик, светящий сквозь дырки, просто бьют по глазам. Бесит, что в таком виде будет расхаживать по улице.
— Еще чего!
Огненные всполохи в ее глазах выводят из себя. В ней все не так! Неправильно. Шумная, невоспитанная, наглая. Неблагодарная!
— Я сказал стоять, — цежу так холодно, что у самого зубы сводит. Достаю из кармана телефон: — Адрес называй.
— Ленина, восемнадцать.
— Нормальный адрес! — хочу отправить эту нахалку домой.
— Мне нужно в клуб! — топорщится она, — я сумку там забыла.
Боюсь, ее сумку прихватил уже кто-нибудь из той пьяной толпы, что бесновалась вчера на танцполе.
— Забей.
— Ты что! Там же телефон, — испуганно выдает она, — если потеряю, мама меня прибьет. Она наверняка мне звонила! А я не ответила! Ты представляешь, что мне дома будет?
Не представляю и представлять не хочу. Но меня, если честно, сразила паника, звенящая в ее словах. Рыжая беда боится мамы? Чего-то я в этой жизни не понимаю.
Наверное, именно поэтому и уступаю.
— Хорошо, в клуб так клуб.
Недовольно поджав губы, наблюдает за тем, как я вызываю такси.
— Я верну деньги, — с вызовом смотрит на меня, — с процентами, если захочешь.
Медленно скольжу взглядом от тонких щиколоток и наверх, задерживаясь на прорехах на джинсах, на голом пупке, на белье просвечивающим сквозь топик.