Я тоже «затих», пытаясь не испугать
Стёпку своими мыслями, но через какое-то время понял, что парнишка
мыслей моих не слышит, так как если бы он услышал всё, что я думал,
так бы тихо и умиротворённо не сидел.
Зато мне его мысли были открыты.
Сложно удержать в себе «пустоту» даже будучи опытным адептом.
Стёпка таким не был. А тем более он пережил тяжёлый стресс. Поэтому
его мысли скакали, как воробышек по дороге, обращаясь то к
прошлому, вспоминая вчерашний день, то к будущему, думая о том, что
ещё предстоит сделать по хозяйству, то к настоящему, попыткам ни о
чём не думать.
Мальчик смотрел на бегущую от
восходящего солнца розовую дорожку, то и дело разламываемую
течением реки и водоворотами на дрожащие осколки. Я знал, что
Стёпке нравилось смотреть на искрящуюся колотой радугой реку до тех
пор, пока взгляд переставал терпеть силу народившегося солнца.
И всегда Стёпку поднимал с колен
отцовский крик, который заканчивал своё моление много раньше. Так
случилось и сейчас.
- Стёпка! Хватит камлать! Принимайся
за работу!
Стёпка взметнулся с колен на ступни,
и, рванувшись с места, расставив руки, как птица крылья, полетел с
обрыва.
* * *
Мы со Стёпкой пришли к консенсусу.
Во-первых, мне теперь стали известны его мысли и хоть, поначалу, с
некоторой задержкой, но я стал успевать переключаться с одного
направления взгляда на другое. Консенсус же заключался в том, что
иногда я задерживал взгляд Стёпки на чём-то, что привлекло меня, и
Стёпка не сопротивлялся.
- Подожди ка, - просил я и Стёпка
замирал.
В его обязанности входило
вычерпывание воды из струга, и когда Стёпка нырнул в щель
межпалубного пространства, я его остановил. Мне было интересно, как
построен струг. Однако ничего нового для себя я не увидел.
Остовом струга и его килем был ствол
липы более чем метрового диаметра, который обтесали по форме и
продолбили для вставки рёбер жёсткости. На ствол были набиты доски.
Ребра жесткости вставлены и распёрты поперёк корпуса струга
скамьями для гребцов. То есть – шпангоутов, как таковых, не было,
да и не могло быть.
Форштевень и ахтерштевень были
прямыми, и оба были наклонены под одинаковыми углами к воде.
Рулевые вёсла имелись и спереди, и сзади. Да и парус, рея которого,
прихваченная к мачте «бейфутом» - обычной верёвкой - висела на
расчалках, мог развернуться в обратную сторону.