Пауза.
Паклин. Я сегодня встретил Скоропихина, нашего всероссийского критика, и эстетика, и энтузиаста. Что за несносное создание! Вечно закипает и шипит, ни дать ни взять бутылка дрянных кислых щей… Превредный для молодых людей индивидуй!
Голос Василия Николаевича (медлительный, глухой). Революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирной науки, предоставляя ее будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения.>6
Машурина. О молодых людях, которые способны интересоваться эстетикой, жалеть нечего, даже если Скоропихин и собьет их с толку.
Паклин (с жаром). Но помилуйте, постойте, тут вопрос, положим, не политический, но все-таки важный. Послушать Скоропихина, всякое старое художественное произведение уж по тому самому не годится никуда, что оно старо… Да в таком случае художество, искусство вообще – не что иное, как мода, и говорить серьезно о нем не стоит! Если в нем нет ничего незыблемого, вечного – так черт с ним! В науке, в математике, например: не считаете же вы Эйлера, Лапласа, Гаусса за отживших пошляков? Вы готовы признать их авторитет, а Рафаэль или Моцарт – дураки? И ваша гордость возмущается против их авторитета? Законы искусства труднее уловить, чем законы науки… согласен; но они существуют – и кто их не видит, тот слепец; добровольный или недобровольный – все равно!
Голос Василия Николаевича (медлительный, глухой). Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единою холодною страстью революционного дела.>7
Машурина. И все-таки я тех молодых людей, которых сбивает Скоропихин, нисколько не жалею.
В щели между дальними краями стен появляется фигура Сипягина, мужчины лет под сорок, высокого росту, стройного и величавого, одетого в прекраснейшее драповое пальто с превосходнейшим бобровым воротником.
Сипягин. Господин Нежданов дома?
Нежданов, Машурина, Паклин переглядываются в изумлении.
Сипягин. Дома господин Нежданов?
Нежданов. Дома.
Сипягин входит в дверь и подходит к Нежданову.
Сипягин (благосклонно осклабясь). Я уже имел удовольствие встретиться и даже беседовать с вами, господин Нежданов, третьего дня, если изволите припомнить, – в театре. (Сипягин остановился, как бы выжидая; Нежданов слегка кивнул головою и покраснел.