Но отсюда следует и другое: если на языке оригинала классическое произведение есть раз и навсегда данный текст, то на языке перевода – это, как правило, череда сменяющих друг друга текстов, вырастающих один из другого и вбирающих в себя нравственный и эстетический опыт поколений. Чем больше произведение говорит о человеке, тем вероятнее, что эта череда никогда не прервется, – и это в полной мере относится к сонетам Шекспира.
Валерий Брюсов, самый ученый из русских переводчиков «Сонетов», глубоко понимал всю проблематичность перевода поэзии. В статье «Фиалки в тигеле» он полемически заостренно назвал это «бесплодным, неисполнимым трудом» и сформулировал следующие важные положения: «Внешность лирического стихотворения, его форма образуется из целого ряда составных элементов, сочетание которых и воплощает… чувство и поэтическую идею художника, – таковы: стиль языка, образы, размер и рифма, движение стиха, игра слогов и звуков. … Воспроизвести при переводе стихотворения все эти элементы полно и точно – немыслимо. Переводчик обычно стремится передать лишь один или в лучшем случае два (большею частью образы и размер), изменив другие. … Выбор того элемента, который считаешь наиболее важным в переводимом произведении, составляет метод перевода».
В случае сонетов Шекспира даже задачу воссоздания в переводе «образов и размера» нельзя назвать окончательно решенной. Всего полвека назад шекспировед М. Морозов>33, высоко оценивавший работу Маршака, писал: «Переводы сонетов Шекспира, как и другие переводы С. Маршака, не являются механическим слепком с подлинника. Это – творческие воссоздания. С. Маршак является продолжателем той традиции русского поэтического перевода, основоположником которой был В. Жуковский…» И далее: «…иногда поэт-переводчик сознательно отступает от некоторых деталей внешнего рисунка. … Эта мелкая резьба по камню, заимствованная Шекспиром у эвфуистов, … не интересует переводчика…» «И именно потому, что Маршак выделил существенное, отойдя в данном случае от мелких деталей внешнего рисунка, ему удалось добиться очень большого: восстановить первоначальную свежесть стиха».
В самом деле, сопоставление перевода Маршака с оригиналом обнаруживает, что Маршак весьма вольно обращался с шекспировскими образами: многое упрощал, сглаживал, кое-где делал вставки от себя. Как известно, Маршак изменил пол адресата сонетов: вместо юноши, к которому обращены первые 126 сонетов, ввел некую прекрасную даму. (Конечно, такое решение можно объяснить цензурными условиями эпохи, однако едва ли оно было полностью вынужденным; скорее, оно соответствовало переводческим установкам самого Маршака.)