Иван Иваныч для всех был никем,
Он много пил и курил взатяжку,
И, в общем, всей его жизни плен
Крутился в дыме и полой фляжке.
Он был вороной среди ворон,
Стандартной массы, типичной окраски,
И не спешил, как и все, на трон,
И своих мыслей не тратил напрасно.
Он просыпался, работал и спал,
А большего, в принципе, и не хотелось.
Без искр в глазах и душа – вокзал
В обличьи сером нескладного тела.
Писал порой, неумело, как мог,
И не сказать, что от сердца лихого.
Не перечитывал ломаный слог
И не менял неуместного слова.
Был в меру сдержан и в меру глуп,
В меру уродлив, достаточно черствым.
Один из тысяч безмолвных слуг
Под властью цельного общества монстра.
Он жил на Масленой, в самом конце,
Где все дома – близнецы по строю.
Как хорошо, что в этом лице
Нашлась частичка общей истории.
Анна Петровна – лет тридцати,
Вполне солидная с виду дама.
Всё норовит на тленном пути
Сыграть поярче эмоций драму.
Воровка душ, совершая полёт,
Бросала в толпы свой шарм игриво,
Да только знала: никто не ждёт
В пустых и блеклых жилых массивах.
Да, они встретились. Вряд ли бы я
Стремился к речи о двух незнакомцах.
Они влюбились в конце октября,
Под холод жёлтого диска солнца.
Любовь витала в их разных сердцах
Часа четыре, минут семнадцать.
Они любили, не зная страх,
Без шанса утром вдвоём остаться.