Было утро. Чухонки-молочницы уже отгремели своими бидонами, но за окнами на Литейном все еще тарахтели извозчики, развозя товары по лавкам. Напротив, через проспект грузчики шумно таскали ящики с хлебом в булочную братьев Кисиных. Татарин, с утра пораньше, уныло тянул во дворе: « Халат! Халат!». Трезвонили трамваи.
Аннушка боялась трамваев. Сколько живет в городе, а так и не привыкла. Боялась, но очень хотела прокатиться на этом гремящем чудище. Её разбирал интерес: куда это они едут? Долго бы путешествовала Аннушка, сядь она на двадцатый номер, который ходил по Литейному через весь город от Балтийского вокзала до Политехнического института и обратно.
Аннушка приготовила омлет и кофе. Барыня должна было вот-вот проснуться, но все не просыпалась. Вчера они с барином приехали поздно. Вчера у неё был какой-то бенефис. А когда бенефис, то много цветов. Вот и теперь вся прихожая была заставлена корзинами с розами, хризантемами, георгинами, перевязанными широкими красными лентами.
Наконец, барыня в сиреневом пеньюаре появилась в прихожей. Она прошлась вдоль корзин, выуживая записки и конверты, и распорядилась: «Аннушка, расставь розы в вазы, а остальные цветы вынеси на улицу, там люди разберут. Корзины отдай дворникам. А ленты собери да пошли в деревню, что-ли. Пусть девки порадуются».
«Ага. Девки. Обойдутся!», – думала Аннушка, укладывая свернутые в рулон ленты в свой сундучок. Деревню она не любила. Девок – тоже.
Аннушка родилась в Петербурге, но кто её родил она не знала. До двенадцати лет её домом был Городской сиротский приют. А в двенадцать лет её взяла на патронирование (считай в батрачки) зажиточная крестьянская семья из деревни Маковно, что в Новгородской губернии. По достижению совершеннолетия патрон выплатил Аннушке обусловленную договором сумму и выдал кой-какое приданое.