– Ну и?
Я жестом попросил его упрятать флягу, ибо нам необходимо беречь сей сосуд.
– Я бы мог…
У него глаза загорелись. Найдя в себе силы смолчать, он ждал. Поймал меня.
– Я – человек долга. – Начал я. – И мог бы… ну, ты понимаешь… только из чувства долга. Я всё делаю из чувства долга.
Он рассердился.
– Это не делают из чувства долга.
– Да?
– Это происходит.
– Ого.
Он понял, о чём я бы мог спросить, и уныло принялся оправдываться:
– Это не то.
– Адреска не прописала? – Соболезнующе молвил я.
– Не прописала. – Ответил он с таким похоронным видом, что мне даже стало не по себе.
Я вспомнил дивную тварь с нежными пальцами и сияющими серыми глазами, её серое платье с блеском, а серебряная игла была зашпилена у меня в непроницаемом для уколов кармане.
– Вижу что-то у тебя в глазах. – Честно сознался он.
Я огрызнулся:
– Так отвернись, гадёныш, папа стесняется.
Он подтащил ко мне своё щедрое тело, как телегу – мы лежали по форме вольно расстегнись, и – шнырь – в глаза мне с близкого расстояния.
– Не дыши. – Грю. – Или я начну звать на помощь.
И я довольно убедительно постонал, выдерживая его пристальный взгляд.
– А по долгу, значит, мог бы? – Сказал он на это и, наконец, отодвинул телегу.
– По долгу – запросто. – Отрезал я.
И вижу – у него задвигались уши. Я рывком приподнялся, во рту пересохло – хороши мы, дружки.
Штафирка и расчёску бы не успел достать, а мы уж затаились в кустах по обе стороны шоссе, причёсанные, хорошенькие, рюкзак медведя застёгнут на все молнии, еда переварилась и всосалась в нервные каналы, мозги наши работали синхронно, как сиамский танк (плохое сравнение, он себя не оправдал).
И тогда штафирка напоследях расслышал бы звук и смутно увидел бы то, что мы давно засекли – из-за поворота нашего кудрявого шоссе заявилось нечто и пылило к нам с однообразным зудящим звуком.
Силуэт не прошёл тест в моём копошливом мозгу, и медведь тоже недоумевал, ибо через дорогу бросил мне огненный вопрошающий взгляд.
Я вгляделся и медленно кивнул ему на свою руку, покоившуюся как бы отдельно в развилке сучков и заготовленную для единственного сольного выступления – больше не понадобится. (Да, мне говорили, что я – скромный).
Появилось в небе белое, штандартом, облачко-висюлька и оттого небо ещё больше стало похоже на то, чему положено находиться под сапогами. Нас словно перевернуло в воздухе. И пока облачко болталось и валяло дурака, угасая с тоски, так как залетело в неподходящее место, я, конечно, рассмотрел свою цель.