Наконец тот, в комбинезоне, встал посреди пути и оглядев всё, – боковой неопределённый взгляд в сторону активно и негромко болтающих господ, – сделал отмашку рукою.
Малыш внезапно рассмеялся. Детский смех с чудовищным грохотом прокатился по залу ожидания. Господа принялись приседать и закрывать уши. Важный господин тоже сделал жест, но удержался.
Он тщательно проследил взгляд огромных глаз – плавающих в молоке глобусов, и понял, что малыш смотрит на человека в комбинезоне. Он быстро поразмыслил и убедился, что малыша рассмешил карандашик за ухом инженера, ибо то был инженер, и притом один из лучших, гордость империи из подвалов. (Подвалы сии именовались презлыми языками санаторием «все дома», а языками лояльными – «чертогами разума». )
Господин ничего не успел сказать. Инженер, не дожидаясь последнего приказа, кивнул. Господин и рта не успел раскрыть.
В здание вокзала въехал поезд. Тот, в комбинезоне подбежал к подножке и яростно зашипев, перекрыл гул и рёв машины. Вращающиеся колёса и локтями работающие шатуны замедлились.
Краска на боках поезда засветилась. Первая Звезда, столь же непохожая на мирное слабое и старое солнце, мудрое солнце далёкого покинутого дома, была резва и проснулась в хорошем настроении. Суставчики лучей налились свежим коллагеном, как у малыша в странном вокзальном лежбище.
Господин покосился в угол, где у разливающегося багряным шёлком покрывала, вздымающегося женственными осенними холмами, комковато ютился клетчатый плед. Рядом высились две колонны, источающие слишком острый для породистого носа господина запах кожи и земли. Голенища сапог собрались гармошкою и одна из колонн покосилась. Сбитые носы, размером с автомобиль, угрюмо сблизились, обсуждая невиданное явление.
Кто-то из свиты, стройный в спортивном, отлично сидящем старомодном пиджаке, спешно вытащил носовой платок и демонстративно прижал к лицу. Но господин не оценил лояльности и, загадочно улыбнувшись, отвернулся.
Взгляд на мгновение задержался на скользящем по долам и холмам багрянце. Лучи дневной звезды нагрели шёлк. Пары терпкого аромата окутывали багряный покров. Одеяло пошевелилось, зевок был страшен, хотя, уменьшенный в тысячи раз, покорил бы своей потешной милотой.
Стоит поспешить, всё же.
Шёлк нагрет, звезда поднялась на востоке. Вот-вот, и чудовища проснутся.