– Кто это был?..
– Где? Чего? Да убери ты ствол-то, дура! – Мошков неуклюже отмахивался от автомата, которым Эллина едва ли не тыкала ему в лицо.
– Отвечай! – продребезжала она. – Что это за баба была?
– Сама ты баба! – немедленно окрысился Мошков. – Дура ты! И сука! Ясно?
– Пристрелю, тварь! – Эллина передёрнула затвор, и в воздухе мелькнул отброшенный нестреляный патрон.
Мошков машинально отметил это, – значит, автомат у Эллины уже был заряжен. И это слегка отрезвило его. Он поглядел на Эллину, на Колобка с Катей – со всех них, как и с Мошкова, потоками лилась на землю вода. Все трое дрожали от холода. В глазах Эллины сверкали молнии. Мошков и сам не понимал, чем вызван её гнев. Колобок вообще ни на кого не смотрел, не до того ему было. Слишком уж он перенервничал. Он и сам не мог понять, от чего он больше дрожит – от холода или от перенесённых переживаний. Катя же разглядывала Мошкова с любопытством, словно перед ней сидел неизвестный, но заведомо безопасный зверёк. И видно было, что Катя, как и все остальные, ждала ответа. Которого Мошков дать просто не мог.
Тогда Мошков завертел головой, нашёл глазами Максима Игнатьева и повернулся к нему.
– Говори! – потребовал он.
– Чего? – не понял Максим.
– Почему промолчал? Видел же эту дрянь в окне! Почему не сказал?
– Пошёл ты! – рявкнул Максим. – Придурок! Чего ты ко мне цепляешься всё время?
– Убью! – Мошков кинулся к Максу, но после первого же шага полетел на землю, сбитый с ног ударом Эллины.
– Встать! – заорала она, пиная Мошкова ногой в бок. – Встать, ублюдок!
– Да пошла ты! – орал в ответ Мошков, пытаясь подняться, – ноги дрожали, и он никак не мог встать.
Максим просто стоял над Мошковым, с интересом наблюдая, как тот ворочается на земле. Точно так же – спокойно и с интересом – смотрела на Мошкова и Катя. И во взгляде её было что-то неестественное, какое-то необъяснимое веселье. Словно только что произошло что-то забавное, над чем после можно будет вдоволь посмеяться у костра.