А потому и трещит, что этой моей башкой эта вот самая Катька об стенку била!
Сука!..
Посмотрел я на неё. Хорошо посмотрел, видать. В темноте ни фига не видно вообще-то, но Катька сразу поняла, как я на неё смотрю и что именно о ней думаю.
– Не сердись на меня, Прыжок, – говорит.
– Ага, – соглашаюсь. – Я вот всё сердился, понимаешь, а как ты мне это сказала, так сразу же и перестал!..
– Иначе нельзя было, – говорит.
– Сука ты, Катька, – отвечаю. – Учти, что я это запомнил. Пристрелю тебя при первой же возможности. Обещаю.
– Пристрели, – соглашается она. – Будет у тебя такая возможность – пристрели. Но жить надо здесь и сейчас. А сейчас…
И тут она резко так ко мне склоняется – я аж отпрянул от её бледно-зелёной светящейся морды.
– … а сейчас, – продолжает, – запомни следующее, Прыжок. Никогда, ни при каких обстоятельствах не смей тыкать в меня стволом! Хочешь убить – попробуй, не возражаю. Но угрожать мне не смей! Понял?
Я киваю. Молча. Очень уж голос у Катьки страшный. Звенит, как сталь. Ненависти в нём больше, чем во всей моей жизни. Сразу ясно – такая слов на ветер бросать не станет.
– Голова сильно болит? – спрашивает она уже совсем другим голосом.
– Ещё раз стукнуть хочешь? – интересуюсь.
Она не отвечает. Обходит меня, становится сзади, опускает руки мне на затылок. Я хочу повернуться, посмотреть, чего эта сука опять удумала.
– Не дёргайся, – шепчет. – Сейчас… потерпи немного…
Ну, сижу, терплю… А что остаётся-то?! И чувствую вдруг, как боль уходит, голова делается яснее и даже сил прибавляется. И хотите верьте, хотите нет, а кажется, что даже теплее стало.
Катю я не вижу, только слабый свет от её маски этаким бледным сиянием вокруг. И от рук её ощущения ну очень знакомые. И буквально через секунду у меня в башке окончательно прояснилось. Потому что вспомнил я, когда такие ощущения уже испытывал – на старой водокачке, в Твери своей.
Когда нас с Копытом и Кнутом гранатой подорвали. Ребят – в куски, а я уцелел. Только двигаться не мог, больно очень было. Меня и добивать не стали. Бросили, типа сам подохну, без посторонних усилий. До утра я валялся, двинуться не мог. Думал уже, крындец мне полный. Вот солнце взойдёт, приползёт какая-нибудь мразь, башку откусит…
И тут она вернулась – зеленоволосая та. Не ушла, хотя мы с пацанами и прикрывали её до последнего. Вернулась, села рядом, прямо на камни. Руками по мне водит, шепчет что-то. А я то отрубаюсь полностью, то опять в себя прихожу…