Когда снова пришел в себя, то прямо перед собой увидел темные глаза и четко очерченные тоненькие губы. Заметив его пробуждение, девушка отшатнулась, и с силой сжала в руке мокрую тряпку.
Валуй долго и пристально разглядывал темноволосую девушку, а потом тихо прошептал, правда слова получились непонятными, но она их поняла и подала ковш с водой. Одной рукой довольно легко приподняла его, другой приставили питье ко рту.
Сразу стало намного лучше.
– Как зовут тебя, красавица? – тихо спросил Валуй и улыбнулся.
Девушка засмущалась и отошла к выходу.
– Анютой прозвали.
В это время зашел седой, с длинной бородой старик в холщовой рубахе, выпущенной поверх штанов и, зыркнув на девушку, велел уйти.
Затем, не спеша, подставил другой табурет поближе к постели, присел и долго сверлил Валуя колючими изучающими глазами. Дмитрий выдержал испытание.
– Добре, – прошамкал старик. – Чьих будешь, князь? Старых, али новых?
Дмитрий улыбнулся.
– Все- то ты, дед, хочешь узнать сразу. Тебе не все равно?
– Мне все одинаково. Я – волхв, мое дело простое. Поставлю тебя на ноги, а дальше будь, что будет. А какого ты роду- племени мне знать не надо.
– Воин я. Не обижайся, дед.
– Какие обиды? Только крови русской пролито столько, что три дня Дон ей тек. Настали времена, о которых предупреждал дед отца, а отец меня. Не внешние враги, а мы сами себя погубим. Ты, князь, в отличие от сотен воинов, оставшихся на Кулиговом, родился в рубашке. Стрела-то одна, да вторая, сердце между собой сжали. Чудеса.
– Не время значит, помирать.
– Не время, – хитро сощурился дед. – Сегодня вечером придет Микула, глянет в тебя. Не простой ты воин.
Старик встал.
– Отдыхай.
Валуй закрыл глаза и опять погрузился в темноту. Слов не было. Очнулся от легкого прикосновения к плечу.
– Дед Микула пришел, – Анюта зарделась, как только Валуй глянул на нее, и тут же убежала.
– Вот и наш воин, Микула. Проходи, там табуреточек у постели.
Микула, с длинной, путаной бородой, видно слеповатый, с гнутой деревянной клюкой, тяжело опустился на табурет.
– Дай руку, – голос был тверд и немного как-то даже вибрировал, что создавало эффект чего-то необычного, что должно было здесь произойти. – Афонька, выйди. Завесь-ка нас и шобы в доме ни души.
– Сделаю, дед Микула. А ну, Анютка, иди животине дай. И ты, баба, что крутишься? Во двор, все во двор.