– Ах, отстаньте от меня! – рассердилась красавица на вторгшегося в её покои, беспрестанно кланяющегося и подобострастно шаркающего ногой посетителя. – Сами придумали все эти танцульки, сами теперь и пляшите! Со всеми своими светлыми высочествами и высокими светлостями! В честь моей небесной красоты! Без меня! А я вся больная!
И она, ухватившись одной рукой за сердце, а другой подобрав так, чтобы не помять, петушиный шлейф своей лиловой, атласной обновки, повалилась на широченную, мягкую, с валиками, подушками и подушечками турецкую тахту, изображая беспамятный обморок.
У красавицы случались иногда такие резкие изменения в настроении – хохот вдруг сменялся плаксивостью, а порой даже и рыданиями, и даже неожиданным упадком её довольно крепких девических сил.
И тогда знаменитость – в подушках, грелках, среди банок, склянок, градусников и микстур, в окружении лекарей и родственниц – растрёпанная и вся в слезах воображала себе, – ненадолго, конечно же! – что ей хуже горькой редьки наскучили всякие балы и поклонения. И переносились загодя назначенные праздники и даже юбилеи, отменялись торжественные открытия новых замков и дворцов. А было и так, что однажды, до полного выздоровления принцессы, отложили даже объявление войны между двумя герцогствами! И конечно же напрочь отвергались – но тоже на очень и очень короткое время – ухаживания не только каких-нибудь наследных и уж тем более безнаследных принцев, под горячую руку доставалось, подчас, и действующим королям, и весьма крупных, случалось, государств.
– Да, к тому же я уезжаю! – язычок красавицы вдруг сам собой вымолвил эту неизвестную доселе даже ей самой новость. – На юбилей к одному восточному султану! – уточнила она, и тут же слегка приоткрыла один глазок, чтобы насладиться изумлением, изобразившимся на лице совершенно обескураженного её новой выдумкой хозяина торжества.
**********
И вот, сметливый и находчивый правитель города, чтобы не испортить праздник, а главное – уберечь свою спину и бока от побоев скипетрами, жезлами и булавами, которыми, чуть что, так любили размахивать всякие величества и светлости, придумал нарядить в заезжую красавицу кухарку из своей правительственной кухни.
Та тоже была на редкость хороша, и даже чем-то похожа на принцессу: и рост, и стать, и чудные карие глаза. Только глядела девушка как-то подобродушней и повеселей. И алые губки её складывались всегда не в высокомерную и презрительную ухмылку, а в приветливую улыбку. И кудри были чуть каштановее, да и рассыпались они по её плечам как-то живее, чем напудренные букли по нарядам известной красавицы.