Исследования семьи: основные понятия - страница 2

Предлагая эту книгу русскоязычному читателю, который интересуется социологией семьи, но не избалован обилием отечественных теоретических и обширных эмпирических исследований семьи и партнерства, мы бы хотели обрисовать этот международный и междисциплинарный контекст современной фамилистики как фактор восприятия этой книги. Если аттестовать актуальное состояние эмпирической социологии семьи, то прежде всего следует сказать о растущей междисциплинарности в последние годы. Смешение оптик социологии, психологии, экономики, социальной политики, педагогики, антропологии, этнографии, биологии открывает возможность исследования различных аспектов фамилистских проблем и валидизации данных с разных точек зрения. Междисциплинарный перекресток, помимо явного методологического приращения, создает, однако, и проблемы. Одна из очевидных – разрыв между иллюзией феномена семьи как элементарной единицы порядка близости и солидарности, как ее понимают социологи на теоретическом уровне еще со времен Э. Дюркгейма, и тем сложным синтетическим единством, которое объединяет ее гетерогенные эмпирически обнаруживаемые составляющие – брак/партнерство и родительство/усыновление/бездетность. Нестабильность браков и текучий характер партнерств ставят под угрозу не только отношения партнеров, но и отношения родителей и детей, возвращая императивом на теоретический уровень необходимость размышлять о растущем диссонансе между этими двумя структурами отношений.

Таким образом, наряду с успешным для развития дисциплины импульсом междициплинарности, можно тем не менее наблюдать определенный застой во взаимодействии между теоретическими изысканиями в сфере фамилистики и эмпирическими исследованиями. Если исследование семьи понимать в широком смысле, включая теоретические и эмпирические исследования, можно увидеть, что явно преобладает доля последних. Чисто теоретические усилия стали редкими в семейной социологии, которая своими эмпирическими исследованиями обеспечивает существенные импульсы для практики, семейной политики, семейного консультирования и публичного дискурса. Теории меньше стало и на практике, и в политике. Более того, ввиду обширных эмпирических данных претензия на теорию все чаще воспринимается как сомнительная спекуляция. Парсоновские времена, когда «большие теории», нацеленные на объяснение воспроизводства социального порядка, были непосредственно связаны с социально-политическими интересами, безвозвратно прошли. После 80-х годов прошлого века, когда инновационные исследовательские программы, такие как экономика домашних хозяйств (Г. Беккер и др.) или конструктивистский подход П. Бергера и Т. Лукмана, значительно продвинули эмпирические исследовательские усилия, многие теоретические вопросы законсервировались, например, разделение домашнего труда по полу, женская трудовая занятость, мотивация рождаемости у образованных слоев и т. д. Слабый резонанс имеют фамилистские исследования и в политике, которая более склонна извлекать консервативные идеи из прошлого. Поэтому современные фамилистские дебаты формулируют запрос на более интенсивную теоретизацию и ее связь с эмпирикой. В этом направлении развиваются дискуссии о том, как расширить, например, привлечение лонгитюдных данных в исследованиях семьи, поскольку признается, что феномен семьи глубоко связан с темпоральностью, изменчив в меняющемся социально-экономическом и социально-политическом контексте. И хотя в настоящее время в домохозяйствах регулярно проводится ряд панельных и ретроспективных исследований (российские примеры – волны РиДМиЖ, РЛМС), усилия здесь должны быть еще более интенсивными, чтобы способствовать развитию теории в контексте динамически выстроенных объяснений. Другой сюжет дискуссий о стимуляции связи теории и эмпирики привлекает внимание к малым семейным подгруппам. Так, исследователя часто интересуют явления, которые представлены редко, например, описание и объяснение развития новых семейных форм. Они стартуют с небольшого числа новых семейных типов в популяции. Простые случайные выборки не позволяют их идентифицировать вследствие слишком небольшого числа случаев в подгруппе. В свою очередь, теории могут предсказывать конкретные контексты происхождения таких типов, но они не могут быть протестированы, поскольку независимая переменная не имеет дисперсии. Эти соображения приводят к выводу о том, что исследования в области семьи могут иметь перспективу при более широком рассмотрении малых подгрупп. В дискуссии также заметна точка зрения о привлечении экспериментальных методов, поскольку многие явления, интересные для фамилистов, эмпирически мало доступны. Исследовательское взаимодействие иногда значительно затрудняет наблюдение. Например, исследователь может быть заинтересован в фактических переговорах партнеров в семейном контексте, а не в ретроспективном их обзоре в интервью постфактум. И хотя психология семьи традиционно использует экспериментальную базу в своей эмпирической программе, да и экономика развернулась лицом к эксперименту, использование экспериментальных методов по-прежнему является исключением в социологии вообще и в семейной социологии в частности. Возможно, одна из причин этого – масштаб обобщения на небольших экспериментальных выборках. Наконец, еще одна перспектива – привлечение имитационных исследований и моделирования как условие разработки и тестирования теорий. Однако для того чтобы иметь возможность прогнозировать долгосрочные процессы для сложных социальных систем, анализ должен быть более всеобъемлющим. Это дает возможность наблюдать за развитием абстрактных, но сложных социальных систем с одновременным изменением нескольких параметров.