Началась разборка, и в результате выяснилось, что кошелек с деньгами и проездным билетом пропал именно в Николином классе, после урока истории. Срочно вызвали кого-то из родительского комитета, еще пришла из милиции тетка – в форме, с погонами. Они устроили настоящий обыск портфелей и одежды ребят.
И ничего не нашли.
То ли воришка попался ушлый – успел перепрятать, то ли Анна Ивановна ошиблась и не в их классе деньги посеяла.
Учителя сбросились понемногу, чтоб помочь историчке, и долго совещались, закрывшись в учительской вместе с милиционершей. До чего они там досовещались, никому не было известно. Но примерно через неделю, когда во время физкультуры из раздевалки пропали фирменные джинсы Даньки Светлова, к директору вызвали Николиного друга Вадика Мацеру.
Никола вместе с несколькими ребятами топтался возле директорского кабинета. Они хотели знать, что там происходит.
А происходило разоблачение. Вором оказался Вадик, потому что именно в его портфеле нашлись пропавшие штаны.
Эх, и заваруха началась!
Вадик клялся и божился, что джинсы ему подкинули, что он никогда чужого в руки не брал и так далее… Когда Никола увидел, что Вадик заплакал, он ужаснулся. Он ни секунды не верил, что его друг – вор, и сначала думал: вот-вот его невиновность сама собой как-то обнаружится. Но увидел слезы – это у Вадьки-то! – и понял: на дружка, как на какую-нибудь справку из ЖЭКа, шлепнули печать. И с этой печатью он должен жить дальше. А как жить, если у тебя на лбу синими несмываемыми буквами написано: «Вор!»
Родители Вадика хотели перевести его в другую школу, но мальчишка заупрямился. Он еще надеялся как-то доказать всем, что к пропажам в классе непричастен.
Трудно приходилось дружку – Никола видел это. Кто-то из ребят перестал с ним разговаривать, другие поглядывали настороженно и брезгливо. Никола понял, что само собой дело в пользу Вадика не решится. Надо бы что-то предпринять…
…Он сидел за своим столом и рисовал фигурки. Под монотонное журчание голоса математика хотелось дремать. Фигурки получались неказистыми, толстыми. Никола вдруг обратил внимание, что почему-то каждую фигурку – солдата за пулеметом, командира на коне – он обрисовывает дважды. Именно так, как видит некоторых людей, когда у него происходит с глазами что-то непонятное врачам.