– Стало быть, и спору конец! – подытожил офицер, вскакивая на коня. И, уже обращаясь к старому егерю, добавил. – Сёмыч, пригляди за юнцами. Особенно за казаками. Они крови горячей, молодецкой. Кабы не растратили свою удаль да бойкость по глупости своей. Они – сила моя, а вы, старые служаки, – опора.
– Рады служить! – улыбаясь в прокопчённые табаком седые усы, выпалил егерь.
– Становимся у реки! – громко прокричал офицер и, пришпорив коня, помчался в голову колонны.
– Кто это? – спросил у егеря мушкетёр.
– Как встанем лагерем, будет построение полка. Там и состоится представление командира. Пока же скажу: человек он отчаянной храбрости и большого ума. Но дисциплину любит. При Потёмкине[2] оно как было: каждый барин себя офицером считал, а каждый офицер – барином. Потёмкин солдата любил и заботился о нём, но вся дисциплина в армии только на Суворове как держалась, так и держится. А Суворов-то, он один. Тот барином не был. Сейчас всё меняется. Командир наш суворовской закалки. Мы с ним вместе татар здесь гоняли. Офицеры нынче в полку подобраны боевые. В основном не родовитые, а смелостью в бою чин заработавшие. Армия меняется: получила новую форму, ружья, снабжение улучшилось. С таким командиром да обеспечением можно ли позволить себе плохо воевать?
К вечеру батальоны Кубанского егерского корпуса подошли к Моздоку. В окрестностях города был разбит лагерь, солдатам были розданы боеприпасы. Согласно приказу после перехода реки Терек ружья следовало держать заряжёнными. Русский солдат ступал на Кавказскую землю, раздираемую междоусобицами.
Командиры по заведённому командующим войсками Кавказской линии Иваном Васильевичем Гудовичем правилу остались при своих подчинённых в лагере. Расставив караулы, они уединились в палатке командира роты егерей майора Карягина.
Павла Михайловича Карягина в батальоне любили особенно. Солдаты считали его своим за простоту в обхождении и беспримерную смелость. Никто не знал точно ни его возраста, ни происхождения. Однако в батальоне ходили слухи о бесстрашном командире. Их распространял запевала и балагур Гаврила Семёнович Сидоров, прошедший бок о бок с Карягиным все военные компании екатерининской эпохи. По словам егеря Сидорова, командир начал свою службу вместе с ним простым рядовым солдатом в Бутырском пехотном полку 15 апреля 1773 года. Карягин умел читать и писать, поэтому его причислили к Смоленской монетной роте счетоводом. Но рутинная участь штабного казначея вряд ли была пределом мечтаний юноши, и начавшаяся вскоре Первая турецкая война дала ему долгожданный шанс отличиться в бою. Это рукой Карягина под диктовку Румянцева была написана знаменитая реляция о взятии Кагула: «С удивительной скоростью и послушанием построенный опять карей генерал-поручика Племянникова, воскликнув единым гласом «Виват, Екатерина!», шёл вперёд…» В рядах фронтового фаса каре с примкнутым штыком, упиваясь собственной храбростью, наступал и Паша Карягин. В боях под Кагулом будущий командир егерей сделал свой первый твёрдый шаг навстречу славе, блистающей на оточенных штыках русских солдат.