– Кто там, не узнаю? – Он аккуратно обтёр сливину о рукав куртки, положил в рот.
– Да Гошка же! Не видишь, он без ружья! – Тамара рванулась вперёд к увалу, но Женька поймал её за руку.
– Уйди, не ври-и! – Она вырвала руку, оттолкнула от себя Женьку, проваливаясь в снег, побежала к увалу.
– Ой, да чо это деется! – всхлипнула Вера и, подскочив к Харлампию, встала рядом. Начальник, всасывая щёки, обсасывал сливу и всё так же, вприщур, глядел в гору. Осмелев от страха, повариха подхватила его под руку.
– Чё стоишь-то чурбаном? – крикнула она и испугалась до шепота. – Ведь с нами ж бяда-а…
Харлампий, чмокая губами, шевельнул локтем, освободился. На него молча, в облепивших тело мокрых штанах, с кулаками шел Женька.
– Выклевал, – сквозь зубы шептал студент, – сожрал.
Харлампий попятился от него, запнулся, упал на спину и изо рта его вылетели чёрные косточки.
В это время к палаткам прибрёл Хохлов, не обращая ни на кого внимания, молча, собрал несколько лопат, взвалил на плечо.
– Эй, парень, – окликнул он Женьку. – Айда-ка с нами, а эту гноину не шевели, он сам себя жизнью своей вонючей сказнит.
И тут с полпути от увала донёсся плач Тамары.
На геологическом планшете ключ назывался Ведьминым. Я перебрёл его в самом верховье и шел вниз левым каменистым берегом, пугая жирующих в уловах радужнопёрых хариусов. У развалин старого зимовья, от которого остались лишь нижние венцы сруба, укутанные, как в одеяла, рыжевато-пестристым мхом с россыпью кровавых бусин клюквы, наткнулся на отбелённый временем заявочный столб. По вырубу, сделанному топором, хорошо сохранилась надпись, вырезанная ножом:
«Устя 1860».
Лишь много лет спустя удалось мне узнать историю зимовья на «Ведьмином ключе».
Человек в мокрой шинели стоит у зимовья и долго не мигая следит за гуляющей, брошенной настежь дверью. Неловко поймав её за ременную петлю, придержал. В руке блеснуло лезвие широкого топора.
– Э-эй! – позвал он и чутко прислушался.
Но только ветер налегал на тёмные громады елей да летели над головой тучи, шлёпая о землю шумными каплями.
– Есть ли жива душа-а?! – крикнул человек и, держа топор на отлёте, шагнул в дверной проём.
– Взо-одь… ежли не дьявол, – сиплым голосом встретила его темнота.
Пришлый испуганно подобрался.
– Православный я! – хрипит он и зябко вздрагивает.