– Так что же делать? – немного растерялся Под. Глаза у него округлились, стали пустыми.
Добывайка, лишённый возможности добывать, в особенности такой мастер своего дела, как Под!
– Займёшься мебелью скорее всего.
– Но они же сказали, что дадут нам её взаймы.
– Дадут взаймы! – прошипела Хомили. – Всё, что у них есть, было нашим!
– Полно тебе… – начал было Под, но Хомили, понизив голос до шёпота, продолжила:
– Всё, до последней вещи. И это красное бархатное кресло, и кухонный шкаф для посуды с нарисованными тарелками – всё, что мальчик принёс нам из кукольного домика…
– Но плита из замка их собственная, – вставил Под, – и стол из дверного наличника. И этот…
– …И гипсовая баранья нога была наша, – прервала его Хомили, – и блюдо с гипсовым тортом. И кровати наши были, и диван. И пальма в кадке…
– Послушай, Хомили, – взмолился Под, – мы уже обсуждали всё это, вспомни. Как говорится, что с воза упало, то пропало; что нашёл, то моё. Для них мы тогда всё равно что умерли… ну, вроде как сквозь землю провалились или в воду канули. Все эти вещи им принесли в простой белой наволочке и сложили у дверей. Понимаешь, что я хочу сказать? Вроде как мы их оставили им в наследство.
– Оставить что-нибудь Люпи? Да ни за что! – воскликнула Хомили.
– Право же, следует признать, что они были к нам добры.
– Да уж, – согласилась Хомили и грустно посмотрела вокруг.
Картонный пол был усеян кусками упавшей сверху штукатурки, и Хомили рассеянно принялась подталкивать их ногой туда, где между ровным краем картона и бугристой обмазкой стены имелись небольшие отверстия. Обломки с шумом обрушились вниз, в кухню Люпи, и Под воскликнул:
– Видишь, что ты наделала? Если нам дорога жизнь, не следует поднимать шум. Особенно такой. Для человеков, если где что шуршит или скребётся, – это мыши или белки. Сама знаешь не хуже меня.