– Печурку, что ли сложили?
– Да нет. Вырыли ямку в земляном полу посередине сарая. Сложили туда лучинок, немного дровишек и бересты. По краям поставили два кирпича, чтобы на них можно было установить сковородку, – я ее из дома притащил и масла сливочного кусок.
– Слушай, Дим, дай я немного поверчу, передохни, и рассказывать так удобнее.
– Ну, покрути, покрути, только, Олежик, ты поаккуратней – своими лапищами не сломай.
– Ты точно переутомился. Разве ее сломаешь?
– Кто знает? Она, может быть, на вид такая крепкая, а чуть что и капут.
– Да, – многозначительно произнес Олег и ритмично закрутил рукоятку.
Дмитрий тем временем достал курево, приоткрыл дверцу печурки, подцепил совком уголек, ткнулся сигаретой в сизо-малиновую поверхность и с удовольствием затянулся. Стряхнув угли в топку и, прикрыв дверцу, устроился поудобнее на венском обшарпанном стуле, неизвестно в какие давние времена завезенном на станцию.
– Цыпа появился вскоре после того, как мы закончили подготовку к действу. Он притащил уже освежеванную тушку птицы, которая выглядела совсем неаппетитно. Я разжег огонь, предварительно закрыв дверь на крючок изнутри, а Сергуня, выложив на сковороду кусок масла, подождал, когда оно растает. Когда масло злобно затрещало, наш шеф-повар брякнул тушкой о сковороду, при этом часть масла вылилось через край, огонь вспыхнул с утроенной силой. Не знаю, как долго готовилось блюдо, но мы порядком наглотались дыма, пока Сергуня не решил, что пища готова. На сковороде лежал уменьшившийся до размера среднего яблока темно-коричневый предмет.
– И что же, вас никто не застукал?
– Представь, нет! И сарай не сгорел. Мы потом еще с его крыши не раз зимой в сугробы прыгали, а летом, спустя несколько лет, готовились там к экзамену по литературе и распевали на мотив «Hard Day’s Night4» стихи «Любви, надежды, тихой славы».
– Так съедобно было жаркое?
– Конечно. Только жестче и суше, чем медвежатина эта. Да и на вкус слегка горчила… Мы ожидали большего.
– Ладно. Не грусти, Мить. Давай порадуемся нашему деликатесу. Заслужили.
Из дневника Дмитрия:
«…Не надо было сразу столько мяса, теперь вот маемся… Наврали классики… Почему-то вспомнилось из детства. Болел. Лежал в кровати. На этажерке стояла книга со странным названьем „Лицом к лицу с Америкой“. Я прочитал с конца. Получилось: „Йокирема с уцил к моцил“. Мой папа спросил меня, что я там бормочу. Я сказал: „Читаю по-американски“. Он не знал американского языка и очень удивился. Я объяснил, как все просто. Папа мне не поверил: тогда была холодная война. Теперь – американцы наши лучшие друзья. Интересно, надолго? Что бы он сказал сегодня? Наверное, что и прежде: политики заваривают кашу по своему вкусу