Молодой, мордатый парень, который после прихода, остался стоять посреди камеры, в отличие от остальной публики, которая сразу же разувшись, полезла на нары, скромно улыбаясь, развел руками.
– Мужики, помогаем Толику разуться!
На ногах у парня были здоровенные, подстать, ему резиновые, бахилы.
Пованивало, от парня, просто, грандиозно. Выше бахил, штаны, молодого человека, были покрыты, непонятной, отвратительной, слизью. В бахилах, хлюпало.
Его окружили и, бережно поддерживая, под руки, возвели на постамент, параши.
Там, с него, стали снимать сапог. Предварительно, Румын, повидавший, на своем, веку всякого и, поэтому, не очень брезгливый, засунув руку в сапог, извлек оттуда, несколько полиэтиленовых пакетов, наполненных непонятной жидкостью. Когда сапог, с Толика, сняли и слили лишнее, в унитаз, этих пакетов, получилась, целая горка.
В камере, запахло чем-то знакомым.
– Вот, черт! Один порвался. – Сказал Румын.
Нога у парня оказалась на удивление маленькой, хотя, по лицу, так не скажешь.
Потом, с Толика, так же бережно, сняли и второй сапог.
Пока одни разували, Толика, другие относили пакеты, к умывальнику и обмывали, их, под струей, воды.
Остальные раскладывали, принесенную, с собой, пайку, которая была, на удивление, богатой. Хлеб был, правда, кукурузный, безвозмездный, с Пищеблока. Зато, колбаса и свинина были копченые, сыр выдержанный, аромат от него соперничал, с вонью, толиковых бахил и развешенных, на, холодном радиаторе отопления, носков.
Из бутылок, стоящих в изголовье нар, слили воду и стали переливать, туда, жидкость из пакетов.
По камере, поплыл прошибающий аромат, арбузной чачи.
Получилось литра четыре.
Народ, кружком, устроился, вокруг, «стола».
С умывальника принесли единственную в «хате» кружку и, наполнив ее, «до заклепочки», первому поднесли Рахметову, как наиболее нуждающемуся.
– Не боись, у нас все стерильно! – Весело хохотнул Румын, видя, как у Рахметова вытянулось лицо.
Не тот был парень Рахметов, чтобы ударить, в грязь лицом, перед сокамерниками. Чача пахла, как чача, выглядела нормально, и он мужественно, в один прием, вытянул полкружки.
Привкуса, потных ног и гнили, напиток не имел. Он огненной струей потек к желудку, Рахметова.
По очереди, причастившись, все расселись на нарах и дружно закурили.
– Это все, Валерьяныч придумал. – Расслабленно сказал Румын. – Он, тут, еще при Брежневе, сидел.