Встав у светофора, Трубников не выдержал, раскрыл тетрадку и прочел: «Когда он входил в харчевню, все посетители затихали. Женщины содрогались, а у мужчин моментально слетали улыбки».
Загорелся зеленый. Трубников выжал полный газ и понесся дальше, раздумывая над тем, что человеческое желание быть первым, – пожалуй, не стоит вносить в категорию подлостей. Это нормальное здоровое желание! Колесников страстно хотел быть первым: первым отличником, первым чтецом, первым поэтом. Он мечтал первым издать книгу, первым прославиться, первым разбогатеть. В чем здесь подлость? Подлость в другом, что своего лидерства Диман всегда добивался окольными путями. Трубников даже знает почему: от недостатка таланта. Истинному таланту нет необходимости плести за спиной интриги. Истинный талант может себе позволить роскошь вести честную борьбу.
Войдя в квартиру, Трубников сразу направился в кабинет, на ходу кинув жене, что ужинать не будет. Настя проследовала за ним.
– Ты от Димана? Как он? – спросила она с тревогой в глазах.
– Так же? – неохотно ответил Евгений, устало валясь на диван.
– Ты ему сказал, что Маргулин жив?
Евгений поднял глаза на супругу и усмехнулся.
– Он и без меня знает.
– Тогда зачем он перерезал вены? – удивилась жена.
– Потому и перерезал, что тот, кого он грохнул, воскрес, смертью смерть поправ. От страха, в общем, перерезал.
На губах Трубникова появилась нехорошая ухмылка. Лицо жены наоборот – вытянулось и приняло испуганное выражение.
– А как он выглядит? Совсем плохой?
– Вот как раз выглядит он нормально. Но как только заходит речь об Олеге, начинает трястись и бледнеть. Собственно, я с ним толком не поговорил. Зашел его сосед по палате, и мне пришлось убраться. Завтра я с ним поговорю более детально.
Настя покачала головой и вышла из комнаты. Евгений зажег торшер и, раскрыв тетрадь Колесникова, начал читать.
«Когда он входил в харчевню, все посетители затихали. Женщины содрогались, а у мужчин моментально слетали улыбки. Он вносил в этой веселое заведение на окраине Парижа, какую-то мрачную тяжесть, свойственную палачам и профессиональным убийцам. Его так и звали, Мрачный Шарль, хотя лицо его, если вглядеться, было довольно открытым. Его волосы были светлые, волнистые, лоб высокий, гладкий, брови прямые, глаза карие и совершенно неподвижные. Именно из-за этих глаз никто не решался вглядываться в него пристально. На губах его никогда не сияло улыбки. Говорил он коротко, почти не разжимая губ, и все больше одной половиной рта. Он был высок, строен, и немного тучен. Одет всегда во все черное: черные плащ, черный камзол, черная шляпа, и только на горле белела тоненькая полоска воротника его белоснежной рубахи…»