Когда вечером одноклассник снова навестил больного четвертой палаты, то не увидел в его глазах никакого безумства. Диман был таким же, как всегда: бодрым и жизнерадостным. «Может, у него прошло?» – обрадовался посетитель.
– Как себя чувствуешь? – с порога поинтересовался Евгений, окидывая пустую палату взглядом.
– Прекрасно себя чувствую! – ответил с улыбкой Колесников. – Это, – он поднял перевязанную руку к верху, – подживает. Вены уже срослись. А с жилами сложнее. Шевелить пальцами можно будет только через неделю.
– Где твои соседи? – спросил Трубников, описав подбородком полуокружность.
– Телик пошли смотреть. Я тоже хотел пойти, но сестра сказала, что ты придешь.
Трубников двинул к кровати табурет и сел у изголовья.
– Прочел я вчера твое сочинение. Ты знаешь, понравилось.
Глаза Колесникова радостно вспыхнули.
– Серьезно? Прикалываешься, наверное.
– Скажу более, – солидно чмокнул Трубников. – Если бы роман был написан полностью, я бы его издал в своем издательстве.
– Но это уже свистишь! – засмеялся Колесников. – Твое издательство не издает художественную прозу. Да, и поэзию тоже. Одни только репродукции и рекламные проспекты.
– Для тебя я сделал бы исключение.
Колесников молодецки закинул здоровую руку за голову и лег удобнее, польщенный похвалой.
– М-да! – произнес он мечтательно. – Не плохо было бы издать.
– Не плохо было бы дописать, – вторил Трубников.
– А что, может, еще допишу, – подмигнул Диман. – Но я не верю, что ты издашь. Пожалеешь денег. Литература – вещь не прибыльная. – Колесников тяжело вздохнул и покачал головой. – А когда-то, помнишь, мы мечтали создать свое издательство и выпускать только серьезные книги, в первую очередь, конечно, свои. А что в результате? Я ушел в бульварную журналистику, а ты стал хозяином издательского дома, добился-таки цели, но не печатаешь даже собственных стихов. Потому что не рентабельно. Скажи, десять лет назад мы думали о презренной рентабельности? И в мыслях не допускали! Мы думали только о великой литературе.
– Возможно, я к ней еще вернусь, – улыбнулся Трубников.
– Не обманывай себя, – зажестикулировал Колесников. – Никогда ты уже не вернешься в большую литературу. Ты слишком для этого сыт. Посмотри на свое пузо, уже пиджак на пуговицу не застегивается.
– Возможно, ты и прав, – выпятил губы Трубников. – Я уже никогда не вернусь к стихам. Да и ты уже никогда не допишешь свой роман. А жаль. Я бы опубликовал вопреки рентабельности. Честное слово.