– Чего рванули? – Поинтересовался Гонсалес.
– А, вы, что ничего не видели?! – Спросил Тилли, принимая обратно, пустую посуду.
– Тут, что-то непонятное происходит. – Сказал Вуячич.
– И ходит! – Добавил Стоянский.
– Так – аномалия! Чего, вы, от нее хотели? – Усмехнулся Гонсалес.
– А, эти – чего? – Поинтересовался Тилли, кивая, на две фигуры, застывшие впереди.
– Не шепчи. Можешь говорить громче. Они не слышат. Или, почти, не слышат. – Ответил Гонсалес и, в благодарность, за живительный глоток, выдал немного информации:
– Они, в данный момент, вроде, как – в параллельных мирах.
Ходинский недовольно хмыкнул.
– Ладно, Николай. – Успокаивающе сказал испанец. – По всей видимости, нам, тут вместе, до утра, торчать. Пусть, хоть успокоятся, немного. А, то шарахаются, как молодые кони. Все ноги оттопчут.
Дальнейшее наблюдение производили уже впятером.
Присоединившиеся товарищи, проявляли к происходящему живой интерес. Они ловили каждое слово Геннадия Петровича и Майера. Вуячич, даже достал блокнот и стал, лихорадочно листая страницы, наощупь записывать. Видимо у него существовала надежда, что на досуге, эксперты-криминалисты расшифруют эти словенские руны.
Вскоре мимо группы исследователей прошли трое инопланетян. Эти принадлежали к виду «большеголовых». Еще, через какое-то время прошли еще двое «шуршащих». Потом двое внешне вполне обычных.
– Каким способом они подзаряжаются? Как вы думаете? – Поинтересовался Майер, у господина Мирошниченко.
– Ну, не от розетки – разумеется. Я думаю, их в физраствор погружают. Они, там, плавают, пока не очеловечатся.
Вуячич писал, лихорадочно листая страницы блокнота.
В отличие, от троицы свежеиспеченных «уфологов», Ходинскому и Гонсалесу, это все, вскоре примелькалось. Гонсалес, от тоски, даже стал проводить научные эксперименты. Он несколько раз подходил, к находящимся в другом измерении, и водил рукой у них перед глазами.
Пространственно-временное смещение, у белоруса и немца, видимо было неполным. Это было видно по тому, что на движения руки они реагировали. Реагировать, реагировали, но очень вяло. Продолжая вглядываться в открывающиеся континуумы, Мирошниченко и Майер, отмахивались, от Гонсалеса, как от назойливой мухи.
Испанцу, вскоре, все надоело. Вдобавок, снова подкатила тошнота. Хотя ночь была довольно теплой, его начал бить озноб. Даже не озноб – накатили непонятные конвульсии.