Добравшись, и оперевшись руками об уже изрядно послужившую, старую потрескавшуюся раковину цвета несбывшейся детской мечты смотришь на свое отражение в зеркале. Мда, уж…
Проводишь рукой по овалу. Оттягиваешь веко. Показываешь язык. Необходима реанимация это красивого, некогда одухотворенного молодого, полного надежд молодого лица. Поворачиваешь кран, и на твои руки льется свежесть. Она касается твоих рук, а руки твоего лица. Холодная, зараза. Это бодрит. Она готовит тебя к наступающему дню как пионера к подвигу. Возможно, вот так же, Марат Казей, проснувшись морозным январским утром 1942 года, умылся, выпил стакан горячего чаю без сахара, взял запасенные с вечера три противотанковых гранаты, по трое обвязанные старой бечевкой. Надел висевшую, в углу вырытой промозглой осенью в скользкой суглинистой земле Брянского леса саперной лопаткой землянки, старую потрепанную дедовскую (Царство Ему небесное!) заплатанную фуфайку с выбивающейся местами ватой. И совершил подвиг, вошедший в анналы средней общеобразовательной школы СССР: подорвавшись вместе с утренними гранатами на ненавистных ему вражеских танках «Тигр». И вошел-таки в историю: красивый, молодой, дерзкий. Герой! Вот сколько воли и смелости может быть в одном хрупком пионерском организме. Ну, конечно, ж не 42 год. Да, и не землянка (Восславим Господа бога нашего!). Ванна – теплая. Зеркало – чистое. Лицо – три раза через левое плечо. По дереву, по дереву. Совсем другое дело. Красив сукин сын! Хорош! Обычный приступ утреннего мужского эгоизма. Лишь бы не было войны.
Спасибо тебе: стальной красавец смеситель! Из него проистекает то, чем ты сможешь утолить свою посленочную жажду, и тебе поможет в этом маленькая деревянная подруга из волшебной коробочки.
О, эта волшебная коробочка кудесников из Балабаново! Посредством которой человек становится немного счастливее. А сосуд уже полон. И что остается тебе? Соединить воедино несколько стихий, чтобы получить эликсир бодрости. Обычное для тебя волшебство. Волшебство.
Ты подходишь и привычным движением тянешь на себя уже знакомую тебе дверцу с потертой, когда-то благородно чуть позолоченной ручкой, за которой находится недостающий элемент твоего обычного ритуала. Черные его листья источают пьянящий аромат, помогая вспомнить приятные моменты, в которых он был главным участником. Его хвалили. Он нравился. Им восхищались. Быть может, он даже чувствовал в себе гордость, как и его хозяин. Жертвенный эгоизм.