Креончик едва не слетел со стула. Он вскочил, покраснел, однако ничего возмутительного отпарировать не успел. Александр Григорьевич тут же громыхнул своим басом:
– Хорошо, Креонов. Если ты так горишь, я тебя тоже оформлю!
Начальник развернулся и пошел прочь, а к Креончику, наконец, вернулся дар речи.
– Я не горю, Александр Григорьевич! С чего вы взяли? – закричал он на весь цех.
С большого конвейера послышался смех. Спина Александра Григорьевича тоже пару раз дернулась. Креончик понял, что самое умное в данной ситуации не выглядеть смешным. Он гордо закусил нижнюю губу и с чувством выдохнул:
– Козел!
Берестов хитро подмигнул и расплылся в понимающей улыбке.
– Освежаешь в памяти деревенский словарь? Ну-ну! – после чего покровительственно похлопал его по плечу: – Не грусти! Жизнь такова, какова она есть. И если роза не предназначена для чайника, то только дурак может использовать ее вместо кипятильника.
Последнее тянуло на афоризм, но Креончик не оценил. Он скинул с плеча руку приятеля и послал его куда-то к хохлам. А сам обиженный ушел в сторону курилки. Впрочем, до курилки он не дошел. Завернул на ОТК к Самойловой.
– Эх, Юлечка, – тяжело вздохнул Креончик, обняв ее за талию. – Все-таки решила замуж.
Красавица стыдливо кивнула и сняла с себя не санкционированную руку.
– Правильно! – еще более сокрушенно вздохнул Креонов. – Женщина без мужа – все равно, что корова без рогов.
Десять минут спустя на ту же талию легли руки Берестова:
– Как ты подло меня обманула. Скажи, все Юлии такие?
– Не знаю, – произнесла умирающим голосом девушка, отдирая от себя загребущие руки парниши.
– Все! – сокрушенно вздохнул Берестов. – Потому что Юлия – означает из рода Венеры. А Венера была известной мерзавкой. Юлий Цезарь тоже был из рода Венеры. Секешь? Но на Цезаря ты похожа мало, однако, – прищурился Берестов, – что-то венерическое в тебе есть.
Леня вернулся в цех и увидел, что Креончика все поздравляют, а некоторые даже завидуют тому, что он бесплатно надышится свежим воздухом. Ему хлопали по плечу и с изумлением интересовались, неужели вправду он согласился поехать в деревню добровольно. Когда же выяснялось название этой деревни, все в замешательстве расходились по рабочим местам.
– Страсти господние! Это же средневековье! Четырнадцатый век. Там еще колдуны и оборотни…