- Вин… - сдвигаю брови, давая без слов понять, чем может обернуться для Рикконе упоминание бывшего дона, пусть даже от шока. – Орландо, я собирался дать делу ход! Ты не понял! Я изучил вопрос… заклинаю, выбери любую другую девушку. Альберта Таччини – дочь комиссара, которому не раз пожимали руку даже члены парламента…
- Ныне покойного комиссара, ты хотел добавить? Твоего давнего приятеля. А я знаю, дорогой мой. Я прекрасно это знаю. И я хочу именно эту девчонку. Так что засунь свои отеческие чувства сам знаешь куда и начинай. Либо она, либо ты. И что-то мне подсказывает, ты уже выбрал себя.
- Это так сложно… - он вытирает пот со лба, но по глазам я вижу – Энцио уже отрекся от дочери своего приятеля.
Забыл, как был вхож в их дом, как наверняка носил ей по выходным сладости и игрушки.
– Орландо, я могу просто арестовать ее под любым предлогом… вноси копеечный залог и увози ее к себе, паспорт можешь вообще сжечь. Я же сделаю так, чтобы никто её рьяно не разыскивал. То, что ты просишь, займет много времени, к тому же…
- Какая же ты падаль, - даже меня на миг передергивает от отвращения. – Лет семнадцать назад ты катал ее на велосипеде и учил держаться в седле, а теперь по щелчку моих пальцев готов сломать ей жизнь.
- Но ты же сам попросил…
- Ты сейчас пытаешься провести между нами параллель какого-то равенства?
Смотрю с выжидательным прищуром, мельком отмечая, что надо бы не давить так сильно – не ровен час, доведу до инсульта.
– Впрочем, с этим жить тебе. Нет уж. Все будет так, как я сказал. Сотри ее. Просто сотри с лица города и даже мира. Чтобы не могла купить себе булку и сыр ни в одной забегаловке. Полный вакуум и изоляция от общества. В целях я тебя не ограничиваю, кроме одной – смотри зорко, чтобы никто ее не обидел свыше указанного. Слушай, Энцио…
Хмельной адреналин и тьма с привкусом гранатового сока разворачивают свои багровые знамена над моей головой.
Чувствую, как сердце бьется в клетке пока что запрещенных чувств, но предвкушает тот момент, когда я позволю ему сорваться с цепи.
Широко распахнутые глаза этой непокорной девчонки смотрят так, что где-то в глубине катакомб человечности меня царапает осколком совести.
Ты не виновата, что попала в поле моего зрения.
Ты не виновата в том, что я уже третий год не могу тебя забыть.