Я не смогла даже расспросить маму о том, как давно Клименто распускает руки, как и о том, почему она молчала об этом. Я даже попрощаться не сумела. И, положа руку на сердце, такого желания не испытывала. Не сейчас. Страшно было предположить, что она набросится на меня с проклятиями, оправдывая отчима.
Мой чемодан загрузили в машину. Это был не спорткар Орландо, но мне и дела не было до того, на чем меня повезут к алтарю жертвоприношений.
Последнее, что я увидела – это носилки, на которых выносили из дома отчима. Мама… я надеялась, что с ней все в порядке. А если и обморок, Ломбардини знает, что делать.
Мы ехали, а я с тоской смотрела на огни побережья и далеких кораблей. Знала бы я, что так все будет, нашла бы время искупаться в море, выпить лавандовый раф на набережной, позволить себе день пассивного отдыха. Все то, что я откладывала на потом, а «потом» так и не наступило. Кажется, это называется «синдром отложенной жизни».
Мы ехали около получаса. Я чувствовала себя опустошенной и потерянной. Даже роскошь дома Орландо не впечатлила меня так, как должна была.
Да, он был шикарен. Будто три огромных стеклокаменных куба, в произвольном порядке создающие этажи. Абстрактный хай-тек захватывал дух, но если бы я увидела его раньше, в то время, когда жизнь была исполнена красок... А сейчас мне вообще ни о чем думать не хотелось.
- О вашем багаже позаботятся, - сообщил телохранитель Орландо, провожая меня к крыльцу. Но тут же нахмурился и сделал жест оставаться на месте.
Его беспокойство было вызвано жемчужно-палевым кабриолетом, припаркованном в тени раскидистой магнолии у большого газона с бьющими фонтаном. Стоимость этой машины была почти такой же, как и спорткара Орландо за счет элитного бренда. Хотя, чему я удивляюсь? У него наверняка огромный автопарк.
Пока я пыталась понять причину беспокойства, она сама появилась на крыльце. Чем и выдернула меня из состояния апатии и покорности судьбе в один момент.
Что бы там ни говорила Лалия о топ-моделях в постели Ломбардини во главе с Адрианой Лимой, это все не имело значения. Потому что сейчас мне навстречу вышла сама Афродита в современной интерпретации.
Длинные волосы платинового оттенка опускались до спины, как будто невесомым покрывалом окутывая дивную фигуру с соблазнительными изгибами. От высокомерия и лепной красоты, явно отточенной скальпелем пластического хирурга, мне стало не по себе. Будто холодом повеяло, приложило еще сильнее по и без того натянутым нервам.