Слегка приподнимает брови. Удивлена. И это удар по моему самолюбию, хоть я и стараюсь его не признавать.
- Не знаю… Иногда кажется, что да… но это часто случается.
Что она несёт? Зверь поднимает голову и издает предупредительное рычание. А Альберта Таччини будто не замечает этого.
Я для нее – спаситель. Так должно быть. Но что-то все равно вносит дисбаланс в происходящее. Особенно когда девушка смотрит на меня, поджав губы. Вдумчиво, стараясь что-то припомнить, но, по-видимому, тщетно.
Тогда мы оба были слегка пьяны и сошли с ума от теплой ночи Палермо.
Перехваченный взгляд. Вспышка страсти. Кураж, который обычно проходит так же быстро, как и зародился, но в этот раз что-то пошло не так.
Я прекрасно помню, что я праздновал. В тот день я четко понял, что смогу сместить с пьедестала Винсенто, превратившего город в тюрьму строгого режима. Если не сказать хуже – в оккупированную завоевателем территорию.
Мой авторитет рос в геометрической прогрессии. А количество тех, кто был готов меня поддержать и заочно присягнул на верность, перевалило за половину от всего окружения.
Может, в психологии есть этому какое-то объяснение – привязка счастливых моментов к определенному событию. В данном случае – к первой встрече с Альбертой.
Смех. Попытка перекричать рок-музыку в этом альтернативном кафе, где среди рокеров девушка в почти что вечернем платье выглядела экзотической птичкой.
У нее была встреча – одна из первых – с целью заключить контракт. Поэтому, как я узнал позже, умная девочка раскусила скуку партнера в театре и взяла на себя смелость привести его в привычную среду обитания помимо работы. Договор был подписан, как она сама, смеясь, сказала, под «ду хаст» Рамштанйна. Ликовала, ожидая перспектив повышения на своей работе.
Оба мы были победителями в ту ночь. Две кометы с таким зарядом просто не смогли разминуться в необъятном космосе.
Под ногами мерцали огни ночного Палермо, а мы целовались, как два одержимых подростка, над скалистым обрывом. Привкус виски и мартини на языке стал синонимом чего-то нового, зарождающегося – но обреченного на три года разлуки.
А тот поцелуй… он стал символом свободы.
Обычно я не ограничивался поцелуем с новыми знакомыми. Не проходило и двадцати минут, как они уже лежали на лопатках коленками вверх. Горячая кровь и жажда жизни не позволяла медлить.