На прошлой неделе меня однажды притащили в камеру еле живым. Во рту так пересохло, что невозможно было разобрать мое бормотание. Думая, что мне хочется пить, Доктор прислонил меня к стене и попытался напоить, а я, открыв глаза, заявил, что хочу не воды, а слив. Мы потом два дня смеялись, вспоминая эти мои слова.
– Тебе, может быть, тоже хочется слив? – спросил Доктор у Камо.
Но тому эта история не понравилась. Не настроен он был на нашу волну.
– Прошлое, Доктор, – пробормотал он. – Наше прошлое…
Доктор опустил руку, которую держал в воздухе, словно протягивая Камо пакет со сливами.
– Наше прошлое осталось в недостижимой дали. Мы должны думать не о нем, а о завтрашнем дне.
– Знаешь ли ты, Доктор, что прошлого не может изменить даже Создатель? Всемогущий Бог повелевает настоящим и будущим, но ничего не может сделать с прошедшим. Даже он бессилен хоть что-нибудь сотворить с прошлым, что же говорить о нас?
Доктор впервые посмотрел на Камо с жалостью. Потом улыбнулся:
– Все мои знакомые парикмахеры любят поговорить, но они болтают о футболе или о женщинах. А ты? Случись мне оказаться твоим клиентом, хватило бы одного раза, больше бы я к тебе не ходил. Возможно, парикмахерам не следует учиться в университетах, иначе культура мужских бесед о футболе и женщинах просто-напросто исчезнет.
– Если бы я и не читал книг, все равно задавался бы теми же вопросами.
– Подумай вот о чем, Камо. Ты все твердишь о своем несчастливом детстве – но ведь после знакомства с будущей женой тебе удалось сбросить с себя груз прошлого. Так же будет и на этот раз. Завтра ты найдешь новое счастье и забудешь былые дни.
– Новое счастье?
Доктор глубоко вздохнул, потер закоченевшие руки и посмотрел куда-то вверх, словно был у себя в кабинете и раздумывал о том, как сладить с упрямым пациентом. Тут из коридора раздался громкий скрип железной двери.
Мы переглянулись. До нас донеслись веселые голоса следователей, и мы все превратились в слух.
– Ну как, раскололся?
– Немного осталось, через несколько дней закончим.
– Что применяли?
– Ток, дыбу, воду под давлением.
– Имя, адрес?
– Это мы знаем.
– Крупная рыба или так себе?
– Этот старый хрыч – крупная.
– Какая камера?
– Сороковая.
Это был номер нашей камеры.
Мы прижались друг к другу оледеневшими ступнями, пытаясь напоследок подзарядиться чужим теплом. Можно было уйти и не вернуться. Или уйти в здравом уме, а вернуться сумасшедшим, превратиться из человека в животное с раздробленным на куски сознанием.