– Доброе утро! – крикнул Марк Ланской, заглянув в номер.
Они снимали комнаты по соседству в обстрелянной гостинице, которую обходили стороной многие журналисты, приезжавшие в столицу Ливии. У отеля имелось очевидное достоинство – он располагался в самом сердце Триполи, откуда можно быстро добраться в любой район города. До начала Гражданской войны в маленькой гостинице иногда не хватало мест, чтобы поселить всех желающих, но сегодня из всех номеров заняты только два. Коллег разместили в самых лучших комнатах, обставленных с восточным размахом.
В ответ Марк услышал нечто невнятное. Ведомый любопытством, он прошёл в ванную.
– Что происходит? Ты бреешься? – удивленно спросил Марк, заметив в руках Вадима бритвенный станок. В рубашке цвета хаки и чёрных брюках, Платонова можно было принять и за военного, и за повстанца.
В течение трёх лет их знакомства Вадим никогда не брил бороду, лишь немного менял её форму. Некоторые суеверные фотографы полагали, что сбрившего бороду во время ответственной командировки, постигнет неудача. Вадим скептически относился к нелепым предрассудкам.
Марк Ланской хоть и был образованным человеком, но всё же верил в некоторые приметы. Так он считал, что с фотоаппаратом надо обходиться ласково, чтобы он не сломался в самый неподходящий момент.
– Знаешь, как говорят в тех местах, откуда я родом? Борода не честь, она и у козла есть, – сказал Вадим, сбривая волосы на щеках.
Марк коснулся мужественного гладко выбритого подбородка. Внешне он казался полной противоположностью друга – невысокий, крепко сложенный, тёмно-русые волосы оттеняли ярко-голубые, словно весеннее небо, глаза. Его волос уже успела коснуться седина, а у глаз и в уголках рта обозначились морщины, но когда он улыбался, его лицо становилось мальчишеским. В одежде Марку нравилось, прежде всего, удобство, поэтому официальные костюмы редко появлялись в его гардеробе. Обычно он предпочитал рубашки с закатанными рукавами, практичные брюки с множеством карманов, где хранились разные мелочи, полезные для работы, из обуви – ботинки – берцы.
К тридцати четырём годам он ещё не успел обзавестись семьёй, причиной тому стал его нелюдимый замкнутый характер. Марк не любил рассказывать о себе, да и вообще порой, выбирал одиночество. Один он снимал квартиру, один работал и проводил свой досуг. Но время от времени Марк уставал от добровольного уединения, и тогда заводил короткий необременительный роман.