Иван Иванович в своё время немало занимался военно-исторической реконструкцией, но другой эпохой и регионом, поэтому про старую Русь знал довольно мало и только самые яркие исторические маркеры вроде Ивана Грозного. Русь же XV века в его голове почти полностью выпадала. Да он даже об Африке на тот период мог рассказать больше, чем о Руси.
Конечно, эпоха первого царя[3] была известна ему относительно неплохо. Без каких-то имён или деталей, но все ключевые явления и тенденции он знал. Да вот беда — в середине XV века регион оказался совсем иным по очень многим показателям, в том числе и в военном плане: ни тебе стрельцов-оборванцев, ни помещичьей голытьбы[4] в товарных количествах.
Кавалерия, которой располагал Великий князь, оказалась пусть и не очень многочисленной, но сплошь кованой. Пусть кольчужка, но была у каждого ратника. Более того — хватало тех, кто имел «чешую». Да и лошади в полевых отрядах применялись отнюдь не степные доходяги, а куда как лучше. В среднем выходило, что на каждого воина при Иване III шло в три-четыре раза больше средств, чем при Иване IV Грозном, что существенно поднимало их боевые качества.
Но только не сегодня…
Потому как к славному городку Мурому татар подошло что-то слишком много. По оценке Вани — сотен восемь, а может и больше[5]. Из-за чего хмурился и Холмский, и Беззубцев, и ратники. Обыватели так и вообще ходили мрачнее тучи. Конечно, данные татары не блистали снаряжением, имея кольчуги лишь у двух или трёх десятков, остальные же обходились без них. Но даже в этом случае их получалось много, слишком много. И на взгляд княжича, и на взгляд местных.
— Чего им нужно? — поинтересовался Ваня у Константина Александровича, аккуратно наблюдая в бойницу за диспозицией.
— Так ясно что, — усмехнулся Даниил. — Тебя потребуют выдать.
— Глупо, — невозмутимо констатировал Ваня.
— Не боишься? — заинтересованно спросил Константин Александрович.
— А чего бояться? — удивился княжич. — Даже если город возьмут приступом, убивать меня не станут. Да и пытать тоже. Я им нужен живым и здоровым для переговоров с отцом.
— А отчего же ты считаешь их требование глупым, — поинтересовался Холмский, удивлённый весьма разумной и спокойной реакцией десятилетнего парня.