, которые бурным цветом расцвели в американском духе в России, не всегда отвечая ожиданиям тех, кто мечтает о высоком проценте оправдательных приговоров, не будучи и сильно против
plea bargaining, но напрочь отказываясь принимать последствия введения такого типа процедур. Более того, в некоторых случаях статистические данные нам показывают прямо противоположное. Если взять только одну иллюстрацию, то в советский период и в первое постсоветское десятилетие прокурор отклонял примерно 30 % ходатайств органов предварительного расследования о заключении под стражу. После передачи данного полномочия судам во имя лучшей защиты индивидуальных свобод мы сегодня сталкиваемся с тем, что судьи отклоняют примерно 10 % таких ходатайств
[75].
Технически такого рода тенденция, когда прокурор отклоняет больше ходатайств о заключении под стражу, чем судья, объясняется достаточно легко. Прокурор прекрасно знает уголовное дело во всех его деталях по существу, он уверен в себе и поэтому может реально оценивать обоснованность применения той или иной меры процессуального принуждения, тогда как судья вмешивается в досудебное производство только от случая к случаю, не знает настолько хорошо уголовное дело и не имеет никакой возможности оценивать доказательства во всей их полноте. Невзирая на все усилия Верховного Суда РФ[76], судья естественным образом склоняется скорее к простому соблюдению формы, нежели к проникновению в существо уголовного дела. Можно вспомнить красивую фразу, брошенную в германской доктрине по поводу эффективности деятельности так называемого следственного судьи или, правильнее сказать, судьи над расследованием (ermittlunsgrichter). Один из авторов сравнил этого судью и осуществляемый им контроль над дознанием с «билетершей в театре, которая пропускает или не пропускает зрителей, по-настоящему даже не зная содержание пьесы, которую дают»[77]. Позволим себе утверждать, что речь здесь идет об очевидной слабости, быть может, даже о неотъемлемом институциональном недостатке системы «внешнего контроля», осуществляемого судом, т. е. о так называемой модели судьи над следствием как таковой. Применительно к Франции также не совсем понятно, в какой мере введение в 2000 г. судей по свободам и заключению сделало систему действительно более эффективной с точки зрения защиты конституционных прав и способствовало совершенствованию уголовного судопроизводства. Сомнения здесь также имеют место.