Странно, но боли я не почувствовала. Воздух наполнился металлическим привкусом, а вязкая багровая жидкость потекла аккурат в стакан из-под воды, над которым я “предусмотрительно” занесла порезанную руку.
— Ну, раз так, бери, что хочешь, и разойдёмся на этом, — произнесла, не слыша саму себя.
Слишком громко бился пульс.
Руку перехватили, зажав рану пальцами. И да, на этот раз все оттенки боли я ощутила в полной мере. Всё былое благодушие мужчины испарилось, как не было.
— Не разочаровывай меня, лапочка, — произнёс спокойно и мягко, вопреки истинным эмоциям. — Если захочу, я и так возьму. Это, — отобрал бокал с кровью. — И всё, что мне ещё захочется от тебя получить. А теперь сядь и не зли меня больше. Мы же не хотим, чтобы я сорвался и снова кого-нибудь убил? Например, кого-нибудь не того, кого стоило бы, — усмехнулся, толкнув на диван.
Упала ровно на то место, где ещё недавно сидел он сам.
Не хочу, да.
Но это совсем не от меня зависит.
И мы оба слишком хорошо это знаем.
А потому…
— Что-то не припомню, чтобы я успела тебя где-то разочаровать перед тем, как ты и так всех тут убил!
Судя по их широким физиономиям, сомневаюсь, что они страдали благодетелью, но ведь у них наверняка были семьи, жёны, дети.
Да и кто из нас вправе решать — стоит или нет?
— Рану залижи! — приказал, игнорируя сказанное мной.
Кровь не стекала так интенсивно, как сначала, но и не останавливалась. Видимо, порез оказался глубоким.
Ничего не сделала я…
Демон на это шумно втянул в себя воздух, а затем залпом выпил отобранное у меня и подошёл ближе, усаживаясь рядом. Осторожно поднял раненую руку и, не сводя с меня пристального взора, принялся самолично зализывать порез. И вроде бы не должно быть в этом ничего особенного, всё-таки это весьма распространённый способ самолечения среди оборотней. Но, пока его язык скользил по моему запястью, мне казалось, не по коже — по нервам задевает, оголяя всё первобытное, что только заложила в нас матушка природа.
— Н-не надо, я сама! — одумалась, забирая запястье.
Забрала бы. Если бы отпустил. Наоборот, сжал крепче. Царапая проступившими клыками. Вновь зализывая. Снова. И снова. Пока в янтарном взоре всё отчётливее и ярче разгорался багрянец, свидетельствующий о том, насколько же он близко к той грани, за которой существует лишь неуёмная жажда крови, ничего разумного больше, сплошное безумие.