- Благодарим, Великая! – отзывается Тео, Мирея сияет, как начищенный пятак, а Костик отрывает аппетитную, вроде бы куриную ногу и кладёт на мою тарелку,
- Отведай каплуна, Дадиан!
- Что за птица такая? – спрашиваю на русском, он на нём же отвечает,
- Кастрированный петух, любимая, пробовала, когда-нибудь? - м-да, наверное, вкусно, но звучит не очень.
- Как-то не судьба, у нас всё больше бройлеры.
Оказывается, правда, вкуснота. Вообще, всё вкуснота: и домашний сыр, и печёные овощи, и офигенные томаты, коих я фанат в летний сезон, и даже десятилетнее вино, хотя в алкоголе я ничего не смыслю.
Немного утолив голод, наблюдаю за сотрапезниками: старик справляется сам на удивление успешно, ему всего наставили под нос, и мимо рта он не проносит. Мири погрязла в детках, в её тарелке еда так и стынет нетронутой, а она всё подсовывает сидящим по обе руки кукушатам в ненасытные рты то кусочки мяса, то сыра, то помидор.
Наконец, карапузы с сытыми лоснящимися щёчками и осоловелыми глазками сползают со стульев, Мири уводит их спать. Мужчины мечут пищу - только в путь, запивают вином, хохочут, что-то вспоминая, но по серьёзным глазам видно, это всего лишь пауза. Каждый обдумывает своё, они растеряны, и мысли их не веселы…
Застолье затягивается, к его концу возвращается хозяйка и только принимается за ужин. Джакопо подрёмывает прямо в кресле, так и не донеся последний кусок до рта, я, честно говоря, тоже уже еле держусь. Тело припекает от избыточной дозы солнца, особенно рукам досталось, и очень хочется спать.
Друзья сытые и хмельные, наконец-то, закругляются. Тео, на правах хозяина распределяет нас на ночлег,
- Наисветлейшая, не побрезгуй постелью в нашем доме! Тебе самая лучшая комната, самая мягкая кровать! Высочество придётся отправить во флигель, там сейчас чудесно, - успокаивает Костика, - ещё час-два, и станет совсем прохладно!
- Берти, а мне со тобой во флигель нельзя? – что-то страшновато одной в чужом месте.
- Понимаешь, Матео, - выступает в качестве переводчика Костик, - Наисветлейшая приказывает мне быть всю ночь подле её ног и, не смыкая глаз, охранять священный покой и сон, - ещё вздыхает с сожалением, стервец!
Хозяин, явно жалея друга, самоотверженно предлагает помощь,
- Наимудрейшая, господин устал, может быть я смогу его заменить? Это ведь я - стражник, а он - герцог, – крутой поворот, но Костя не оценил широкого жеста, я даже слова молвить не успела,