Но я же не спешу? Не-ет, мне спешить некуда, я хочу испить эту сладкую чашу до дна, истомить нежной неторопливой лаской любимого так, чтобы он был у самого края и балансировал на этой тонкой грани так долго, как только даст ему мужская воля и силы.
Мои тайные происки вскоре становятся явными, потому что Костя стаскивает покров, под которым творю свое волшебство. Но это уже не важно, я поймала ту ноту, запевшую в любимом, зазвучавшую остро и звонко в унисон со мной. Теперь каждое моё касание, каждое действие подводит к рубежу не только его, но и меня.
Аккуратно завожу пальчики под широкую резинку трусов, он приподнимается, помогая освободить себя от излишков одежды. Ночной сумрак скрывает лицо, и глаз не видно, но когда мои чуткие ладони отправляются почти на ощупь блуждать по запретным местам, лаская всё, что теперь легко доступно, его руки сгребают простынь в кулаки по обе стороны, а сам он, выгибаясь дугой, приподнимается навстречу мне.
Костик ещё и молчит, наверное, считает, что тот запрет распространяется теперь навсегда. А мне нравится и это молчание, и эти руки, запретившие себе всё, кроме как комкать простынь.
Но молчание вовсе не немое! Оно звучит тяжёлым сбивчивым дыханием, отзывчивым стоном на каждое нежное прикосновение, на каждый острый поцелуй там, где сейчас собралось в одной точке всё его мужское естество, вся энергия, готовая вот-вот взорваться извержением вулкана по имени Костя!
Не тороплю, оттягиваю главный момент, уходя блуждать по просторам тела. Любимый опадает на постель. Слышу разочарованный вздох. Он ещё не понял, подумал, что так и брошу, а ведь это только прелюдия к симфонии! Небольшой откат лишь усилит дальнейший эффект.
- Потерпи, милый, я должна найти все твои трещинки, все клеточки, я должна познать тебя целиком, - в ответ на шёпот расслабляется, открываясь и позволяя прогуляться нежным пальчикам по внутренней стороне бёдер, оставить следы острых поцелуев в самых укромных местах и отвечая лишь задержкой дыхания, но по-прежнему не давая воли рукам.
А я, поймав минутную паузу, готовлю презерватив, который Костик в прошлый раз окрестил колпаком, и ненавязчиво возвращаюсь к тому месту, которому он предназначается. Пара минут моих стараний, настойчивых или трепетных касаний, наконец прерывают обет молчания,