Судя по солнцу, время уже далеко
перевалило за полдень. Ну, всё ещё в деревне про войну не знают?
Нет, похоже, пришла уже весть!
По лугу ко мне бежала младшая сестра
Фаина и махала руками. Перед тем, как сюда уйти, я ей сказал где
буду.
— Война! Война! Санька, война!
Германия напала! Война!
Знаю уже…
Давно.
Давным-давно.
В Пугаче и всей Кировской области —
самый первый. Ну, если здесь кроме меня больше никаких других
попаданцев нет…
— Война, Санька! Пошли домой!
Война!
Фаина всё это выкрикнула и стоит, на
меня испуганно смотрит. С ноги на ногу перетаптывается.
— Пошли. — я взял сестру за руку.
Пусть тут уже и сорок первый год, но
в Пугаче нет ни радио, ни телефона. О всем, происходящем в мире и в
стране, деревенские жители узнают из районной газеты, которую
доставляет почтальон. Сегодня — воскресенье, в этот день почтальона
нет.
— Федор из Слободского вернулся и про
войну рассказал, — пояснила мне Фаина, откуда ей про войну стало
известно.
— Бабы ревут, мужики матерятца, а
тятька не верит. Говорит, что договор у нас с Германией, не должны
они напасть… — рот у Фаины всю дорогу не закрывался, она говорила и
говорила…
Известие о войне полностью сорвало в
Пугаче все сельхозработы, мужики и бабы всё бросили и сейчас
толпились на улице.
Тревога буквально звенела в
воздухе…
Только уже ближе к вечеру официальное
подтверждение о войне пришло из сельсовета.
Что будет?
Что будет?!
Что будет?!!!
Сумеет ли Красная Армия покарать
Германию?
Кто из односельчан пойдет на
войну?
Кто будет справляться с
сенокосом?
Кто станет хлеб убирать, если мужики
уйдут на войну?
Вопросов было много, ответов не
имелось.
Уже на небе звездочки высыпали, когда
старшему брату Саньки Петру принесли повестку о явке на сборный
пункт. Завтра, двадцать третьего июня, он там быть уже должен.
Я даже удивился — быстро заработала
машина мобилизации!
После получения повестки тут же в
избе собралась вся семья Саньки, было много разговоров, о том, что
делать, как дальше жить, как распределить обязанности в семье, как
убрать урожай, как заготовить дрова на зиму…
Раньше всех из-за стола встал сам
Петр. Он вышел за ограду и долго, молча стоял на пригорке возле
избы, потом спустился к речке, набрал в ладони воды, с какой-то
жадностью стал пить эту серебристую прохладную влагу. Пил и словно
не мог напиться.