Я расскажу вам о некоторых «вирусах», которые очень сильно разрушают женское поле и напрямую влияют на людей, живущих рядом с этой женщиной.
Бедняжечка
Самая разрушительная программа – это программа жертвы, или, как я ее называю, «бедняжечка».
Она поселилась в нашем поле в период Великой Отечественной войны (1941–1945). В то страшное время убивали наших мужчин, отцов, детей, и с женщинами творился самый настоящий кошмар: слезы, горе, стресс, ужас, страх, апатия, печаль… А ведь надо было как-то жить дальше, ведь еще хотелось дышать, любить, смеяться, рожать и воспитывать детей! И они «проглотили» эти чувства, сжали зубы и стали выживать. А мы, внуки и дети войны, заново проживаем эти состояния, которые передались нам по генокоду от мам и бабушек-прабабушек.
Что такое состояние жертвы – «бедняжечки»? Лексикон «бедняжечки» говорит сам за себя: неудовлетворенность жизнью, депрессия, печалька, состояние «опять все плохо», «ах, как мне бедненькой не везет», «всем на свете хорошо, а меня обделили». Признайтесь честно, прежде всего самой себе, знакомо ли вам такое состояние? У восьмидесяти процентов русских женщин присутствует эта вирусная программа, у кого-то в большей, у кого-то в меньшей степени. И если вы сейчас ее не проработаете, она может передаться вашим дочерям. Нам кажется, что все нам должны, что нас обделили на празднике жизни, мы видим то, чего у нас не хватает, чего мало и что плохо. Мы постоянно жалуемся на жизнь, на правительство, на мужчину, на родителей, друзей. Все вокруг виноваты, кроме нас.
У меня состояние «бедняжечки» очень активно прогрессировало и доминировало на протяжении большей части моей осознанной жизни. Кульминационным периодом стала моя беременность. Дела обстояли так: мы с мужем тогда не жили вместе, не состояли в союзе, при всем этом он меня полностью обеспечивал. Но мне всегда было мало, и я была вечно всем недовольна. Я постоянно требовала внимания, любви и заботы. Проводит он время со мной – мало, не проводит – вообще обнаглел. Я слушала печальные песни Тани Булановой, рыдала в подушку, жалела сыночка, который сидел в животе, представляла свое мрачное будущее матери-одиночки и с содроганием ждала завтрашнего дня. Мой мужчина не мог больше дня выдержать в моем пространстве, так как я ходила с таким несчастным видом, что ему хотелось «больно меня треснуть по голове» (его собственные слова).